Порочный красный

После ужина мы вернулись в гостиную. Мой отец был старомоден, и как только мы сели, достал бокалы и сигары. От сигары Калеб вежливо отказался, но налил себе на один палец скотча.

Я сидела рядом с ним, хотя мои мать и сестра удалились. По идее, женщины должны были оставить мужчин одних, но я не желала оставлять своего мужа наедине со своим отцом, тем более сейчас, когда мой отец злился на меня из-за денег, которые он выложил на мою свадьбу.

– Каковы твои планы? – спросил он, подчеркнуто игнорируя меня и глядя на моего мужа. Он сдул со своей нижней губы кусочек табака, и я отвела глаза. Его повадки начинали меня доставать.

Калеб облизнул губы.

– Мы обратились в агентство по недвижимости, чтобы они подыскали нам дом, и ждем их предложений.

– Надеюсь, ты не собираешься удерживать Леа дома. Мне нужно, чтобы она вернулась в офис.

Калеб напрягся. Я могла читать язык его тела ясно. Мне хотелось услышать, что он скажет в ответ на попытку великого и ужасного Смита прогнуть его.

– Я не собираюсь нигде удерживать ее, – сказал он. – Если не считать моей постели. Она может приходить и уходить, как ей угодно.

Я чуть не подавилась своей слюной. Мне хотелось посмеяться над выражением на лице моего отца. Он любил скабрезные шутки, но реплика Калеба лишила его такой возможности. Скорее всего, Калеб это предвидел – ведь он был блестящим манипулятором.

Мой отец прочистил горло и слегка улыбнулся.

Калеб повернулся ко мне.

– Ты планируешь вернуться на работу, Леа?

Мой папочка не привык к такому. Мне хотелось скосить глаза на него, чтобы посмотреть, как он проглотит то, что кто-то просит его не-дочь высказать свое мнение.

– Не знаю, – ответила я. – Я могла бы об этом подумать…

Почему он хочет, чтобы я вернулась? У него же есть целая орда сотрудников, чтобы играть в его корпоративную игру. Может быть, так он пытается… сделать что? Быть мне отцом? Или боссом? Я была удивлена тем, что он вообще предложил мне вернуться на работу, ведь, по его мнению, после того как женщина выходила замуж, ей положено сидеть дома.

Мой отец сменил тактику; отвернувшись от Калеба и повернувшись ко мне, он переключил все свое внимание на мою особу.

Что ж, это было мило.

– Ну, что ты скажешь, Леа? Ты была таким ценным сотрудником. Ты нужна нам, чтобы завершить этот проект.

Как бы мне ни хотелось сказать «нет», я не могла этого сделать. Быть может, дело было в выпитом мною алкоголе, быть может, виной тому было мое навязчивое стремление угодить единственному мужчине, которому я была не мила, но я не могла отказаться, когда он просил меня вернуться. Мне было необходимо доказать ему, что его суждение обо мне неверно. Что я не отродье никчемной шлюхи, а ценное приобретение для его семьи.

Я кивнула, чувствуя себя слабой из-за того, что прогнулась. Он хотел для чего-то использовать меня, хотя я пока не могла понять, для чего именно. Моя чертова душа болела. Калеб наблюдал за мной. Я улыбнулась ему, и по моим глазам он наверняка увидел, что мне не по себе. Он мог читать меня, как открытую книгу, но, к счастью, был таким благородным и классным, что не говорил об этом.

По дороге домой он спросил меня, действительно ли я хочу вернуться на работу.

– Ты же сказала, что с тебя хватит.

Я нервозно смотрела в свое окно, считая огни встречных машин.

– Я знаю.

– Тогда почему же ты собралась вернуться? Ты ничего ему не должна, Леа.

– Просто дай мне сделать это, не подвергая меня психоанализу.

Он скосил на меня глаза.

– Что ж, ладно. Но пообещай мне одну вещь.

Я посмотрела на него. Вообще-то Калеб никогда не просил меня что-то ему пообещать.

– Если он опять выкинет такую же штуку, как на нашей свадьбе, уходи от него и не оглядывайся.

– Хорошо, – согласилась я.

И посмотрела на свои колени, где стоял подарок Маттии, завернутый в жемчужно-белую бумагу с узором из колокольчиков. Поддев ногтем клейкую ленту, я раздвинула обертку и увидела набор из сахарницы и молочника. Они были дешевыми, стеклянными, с ручками из серебристого металла – но это был подарок Маттии, и я была от него в восторге.

Маттия была единственным человеком в моем доме, который обнимал меня. Я рассчитывала на ее объятия.

Я собиралась уменьшить звук радио, когда Калеб, наоборот, увеличил громкость.

Играла песня группы «Коулдплэй», и он слушал ее так, будто они шептали ему некие истины. Я никогда не понимала его увлечения этой группой. Они вечно преувеличивали грандиозные идеи с помощью фортепианных импровизаций. Я барабанила пальцами по подлокотнику, ожидая, когда песня подойдет к концу. Как будто человеку под силу исцелить душу другого человека. Если бы это было так, Калебу не нравилась бы депрессивная музыка; он бы слушал всякую веселую хрень под стать нашим отношениям.