Порочный красный

– Нет! Конечно, нет! Я люблю своего мужа. – Она явно оскорблена тем, что я могла обвинить ее в этом.

– А я люблю своего! – Мой голос срывается. – Тогда почему он любит тебя?

Она смотрит на меня с нескрываемой ненавистью.

– Это не так, – просто говорит она. – Ведь он выбрал тебя. – Ей тяжело говорить мне эти слова. Я вижу это по ее лицу.

Я поднимаю купчую и трясу ею.

– Он купил тебе дом. Почему он купил тебе гребаный дом?

Она выхватывает купчую из мой руки и показывает на дату.

– Ты что, не заметила эту маленькую деталь? Это было задолго до тебя, Леа – но ты же это знаешь. Так зачем ты на самом деле обманом заставила меня явиться сюда?

Я нервно сглатываю. Она видит это и улыбается жестокой улыбкой.

– Мне следовало дать им бросить тебя в тюрьму, и ты это знаешь.

Она поворачивается и идет к двери своей машины. Ее заявление приводит меня в ярость. Я следую за ней, вонзив ногти в ладони. И дышу через нос.

– Чтобы ты могла заполучить его? – выпаливаю я. В моих ушах стучит кровь. Я все время задаю себе этот вопрос. И произношу его вслух. – Тебе следовало проиграть мое дело, чтобы заполучить его?

Она застывает, оглядывается на меня через плечо.

– Да.

Я не ожидала услышать от нее правду. Это пугает меня. Я открываю рот – и выдавливаю из себя:

– Я думала, что ты любишь своего мужа.

Она выдыхает через нос. Это напоминает мне поведение возбужденной лошади. Ее взгляд скользит вверх от моих туфель и брезгливо останавливается на моем лице.

– Я люблю и твоего.

Глава 24

Прошлое

До того, как мы с Калебом поженились, я редко допускала к нему своих родителей из страха, что ему передастся их мнение обо мне и он начнет смотреть на меня так же, как они. Большинство моих прежних бойфрендов не въезжали, когда они завуалированно оскорбляли меня и демонстрировали свое холодное равнодушие ко мне. Но Калеб был сообразителен; он поймет, что они имеют в виду, поймет, что я собой представляю – и начнет задавать вопросы. Я не хотела, чтобы он задавал вопросы, и не хотела, чтобы он, как и мои родители, пришел к выводу, что Леа – это сплошное разочарование, что она всего лишь бэушная дочь.

Я не хотела, чтобы он узнал, какова я на самом деле. Поэтому все два года нашего с Калебом знакомства я всячески старалась не допустить, чтобы во время светских мероприятий кто-то наговорил слишком много или погрузился в касающиеся меня темы слишком глубоко. Но после свадьбы все изменилось. Возможно, теперь, когда он обещал заботиться обо мне, я чувствовала себя более уверенно, а может быть, дело было в том, что я наконец сказала ему правду о своем рождении.

Через неделю после нашего возвращения с медового месяца мы были приглашены на ужин в их дом. Калеб все еще возмущался тем, что мой отец не захотел вести меня под венец.

– Я не хочу идти туда, Леа. Он проявил неуважение к тебе. Ему повезло, что я не набил ему морду прямо на свадьбе. Я не позволю ему так обращаться с тобой.

Мне это понравилось. В эти пять секунд я почувствовала себя куда более значимой, чем когда-либо прежде на протяжении многих лет.

– Не надо. – Я встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок. – Давай просто промолчим. Я люблю мою сестру. Мне не хочется вызывать раскол.

Он мягко сжал мои руки выше локтей и прищурил глаза.

– Если он произнесет хотя бы одно слово, одно слово, которое мне не понравится…

– Ты дашь ему в морду, – твердо докончила я.

Он криво улыбнулся и поцеловал меня в губы, сделав это грубо, то есть так, как мне нравилось.

– Я дам ему в морду, если нам подадут утку. Я терпеть не могу утку.

Я хихикнула.

– А что будет, если он начнет рассказывать анекдоты о нырянии с аквалангом?

– Тогда я тоже дам ему в морду.

Мы с ним шли в спальню, не переставая целоваться.

Я запустила пальцы в его волосы, мои мысли расплывались, и я могла думать только об одном – о его прикосновении и о его хриплом голосе в моих ушах.

* * *

Вечером того дня мы явились к двери дома моих родителей, держась за руки. После двух недель на Мальдивах мы были загорелыми и расслабленными, все еще не придя в себя после нашего медового месяца и милуясь так, будто кто-то из нас мог внезапно исчезнуть.

Наконец-то Калеб был моим. Когда моя рука взялась за ручку двери, мои мысли обратились к ней, моему злейшему врагу. И мои губы растянулись в такой торжествующей улыбке, что Калеб склонил голову и недоуменно посмотрел на меня.

– Что? – спросил он.

Я пожала плечами.

– Я просто счастлива, вот и все. Все отлично.

Мне хотелось сказать: «Ура, ура, ведьма мертва…»

Но ведьма не умерла, она жила в Техасе – хотя и это было неплохо.

Мои родители и сестра находились в гостиной. Когда мы вошли, они посмотрели на Калеба с надеждой, будто ожидая, что сейчас он объявит, что бросает меня. Тридцать секунд продлилось неловкое молчание, пока моя сестра не вскочила на ноги и не обняла нас.

– Как прошел ваш медовый месяц? Расскажите мне все. – Она схватила меня за руку и подвела к дивану. Я взглянула на Калеба, который пожимал руку моему отцу.