Порочный красный

Моему папочке нравился Калеб, нравился настолько, что я не могла не гадать, что он подумает, если узнает, что Калеб ненавидит его. Я испытывала извращенное удовлетворение от сознания, что я настроила Калеба против него. Мой отец полагал, что может перетащить на свою сторону кого угодно, и искренне хотел, чтобы его все обожали… все, кроме меня.

– Все было чудесно, – заверила ее я. – Очень романтично.

И бросила быстрый взгляд на Калеба.

Она подалась ко мне.

– Они все утро брюзжали из-за того, во что обошлась им ваша свадьба, – сообщила она. – Не затрагивай эту тему.

Я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки. Для моих родителей такое поведение было типично. Разумеется, они были готовы оплатить свадьбу своей старшей дочери, разумеется, эта свадьба должна была быть помпезной, чтобы произвести впечатление на их друзей. И, разумеется, потом они брюзжали из-за того, сколько денег им пришлось выложить ради той, кто не была родной им по крови. Но что они могли поделать? Ведь никто не знал, что на самом деле я им неродная. Поступи они иначе, это бросило бы тень на их идеальный имидж любящих родителей.

Пожалуйста, Господи, пусть они ничего не говорят при Калебе.

Моя сестра держала в руке бокал красного вина. Я взяла его у нее и отпила глоток.

К нам приближалась моя мать, идя птичьей походкой, и с каждым ее шагом во мне нарастал ужас.

– Тебе не стоит загорать, Леа, – изрекла она, сев напротив меня. Я посмотрела на свое предплечье, покрытое бронзовым загаром. Несмотря на мою светлую кожу и рыжие волосы, я загорала, как итальянка. – С такой загорелой кожей ты выглядишь глупо – как будто у тебя аэрозольный загар.

– Она выглядит отлично, мама, – огрызнулась моя сестра. – Если ты боишься солнца, это вовсе не значит, что его должны бояться и мы.

Я бросила на мою сестру благодарный взгляд и напряглась в ожидании следующей колкости.

– Калеб выглядит безупречно, – продолжила моя мать, взглянув на Калеба, разговаривающего с моим отцом. – Он такой красавец. Мне всегда казалось, что он бы отлично подошел тебе, Кортни.

У меня закружилась голова, глаза застлал туман.

– Это так неуместно, – гневно прошипела моя сестра. – Во-первых, такая безупречность совсем не в моем вкусе, а во-вторых, Леа и Калеб подходят друг другу лучше, чем любая другая из знакомых мне пар. Так говорят все.

Моя мать вскинула брови. Я наконец вновь обрела дар речи.

– Почему ты говоришь такие вещи? – спросила я. – После всего, что ты сделала, чтобы помочь мне…

Она фыркнула и отпила глоток из своего собственного бокала с вином.

– Плохо, когда женщине приходится так упорно бороться, чтобы быть со своим мужчиной – так не должно быть. Он должен просто хотеть ее…

Моя сестра смотрела то на меня, то на нее.

– О чем ты?

Моя мать предостерегающе посмотрела мне в глаза.

– Думаю, ужин уже готов, – сказала она. – Пойдемте в столовую.

* * *

По большей части еду для моих родителей готовила все та же Маттия. Она работала на мою семью с тех пор, как я была маленькой девочкой. Мне всегда нравилась ее стряпня. Сегодня она приготовила семгу с медово-горчичным желе и плов. Поставив передо мной тарелку, она сжала мое плечо.

– Поздравляю, – шепнула она мне на ухо. Я улыбнулась ей. Я хотела, чтобы она пришла на мою свадьбу, но мои родители сочли, что это было бы не комильфо.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказала она. – Маленький подарок. Я оставлю его на кухне.

Я кивнула, надеясь, что моя мать не услышала ее. Моя мать умела делать так, чтобы искренние жесты других людей казались глупыми и комичными.

После того как на стол была поставлена последняя тарелка, Маттия удалилась, и я переключила внимание на разговор, который мой отец вел с Калебом. Несмотря на те чувства, которые мои родители теперь вызывали у него, Калеб держался невозмутимо и уважительно, отвечая на вопросы и задавая их как ни в чем не бывало.

В умении общаться ему не было равных. Я объясняла это тем, что он мог раскусить человека за одну встречу и после этого был способен манипулировать его настроением так, как ему хотелось. Я наблюдала, как он задавал незнакомым ему людям вопрос за вопросом, пока полностью не располагал их к себе.

Сперва они держались настороженно и отвечали осторожно. Но он перемежал свои вопросы шутками и самоиронией, и в конце концов его собеседник расслаблялся.

Он никогда не давал оценок и не критиковал. Когда тот, кого расспрашивал, отвечал, он щурился, как бы говоря: вы такой интересный человек, продолжайте.

Мне очень нравилось наблюдать за тем, как он разговаривает с людьми, как они проникаются к нему симпатией. К концу беседы они так западали на него, что, когда общение заканчивалось, на их лицах отражалось огорчение.

Ему и правда было не все равно – в этом и состояла разница между Калебом и теми, кто просто любил лезть в чужие дела. И люди быстро улавливали эту разницу.

Калеб был моим. Наконец-то он принадлежал мне целиком. Я улыбнулась своей семге, и моя сестра толкнула меня под столом.

– Что? – одними губами произнесла я.

Она покачала головой, улыбаясь.