Пороги

— Какая беда? С чего? Кабы он не делал ничего или пил…

— Знаешь, как на войне? Там не спрашивают — хотел, не хотел. Спрашивают — сделал или нет? Пусть на болезнь сошлется. К слову попало — сильно его?

— Два месяца без памяти лежал. Да и сейчас…

— Видишь — есть чем отговориться. Подавайтесь отсюда куда ни на есть. К людям поближе. Люди, Катя, разные бывают. Сполна нагляделся…

— Сам говоришь, как на войне… Не побежит он.

— Не побежит… Хотя иногда и сбежать не грех. Толку больше.

Пригодились

Взбудоражено и тревожно гудело пламя горна. Федор Анисимович не отводил взгляда от раскаленной заготовки. Лоб его покрывали крупные капли пота. Степан с молотом ждал у наковальни. А поодаль, у верстака и в распахнутых дверях кузни молчаливой толпой стояли люди…

Наконец дядя Федор кивнул Степке. Тот убрал молот с наковальни, поднял к плечу, а тот сунулся клещами к белой от жара болванке, уверенно и крепко обхватил ее, одним движением перекинул на наковальню. Показал молотком, куда бить, и Степка с силой опустил молот. Пространство полутемной кузницы прочертили искры.

Работали они сосредоточенно, уверенно и молчаливо. И также молчаливо стояли люди, наблюдавшие за их работой. В основном — женщины. С какими-то одинаковыми в полутьме скорбно усталыми лицами. Пожилые, молодые, старухи…

Наконец Федор Анисимович взглядом остановил Степку и, зажав клещами раскаленную деталь, опустил ее в бочку с водой.

Подошла одна из женщин, стала рядом. Подошел старик. Дядя Федя посмотрел на них, достал и положил на наковальню сработанную деталь.

Одна из стоявших в дверях женщин выдохнула:

— Наш Флор, кажись, не хуже кузнец был…

— Замерить бы надо… — предложил Федор Анисимович.

— А на што? — не согласился председатель. — Что я, кузнеца не вижу? И так видать — в самый раз будет. Можешь, Петровна, пускать свою механизацию.

Женщина, стоявшая у наковальни, улыбнулась и протянула руку дяде Феде. Тот вытер свою о штаны, неловко пожал.

Бабы в кузнице загудели:

— Ведь и делов-то знающему человеку…

— Деревня-то без кузнеца — ништо…

— А я глядю — дым в кузне. Никак, наладился кто, думаю? Не ребятня ли балует? Бегом сюда…

— Это кто же такие будут?

К Федору Анисимовичу и Степану подошел председатель.

— Вы хоть понимаете, мужики, что вы сделали? Вы мне колхоз спасаете. У меня ж вся уборочная техника стоит. Второй год без кузнеца. Бабы мне уже что толкуют: «Ты у нас единственный целый мужик в деревне, бери кузню на себя». А я не знаю, с какой стороны к ней и подступиться. Дом поставить, по дереву что — за милую душу. А то кузня… Так что помогайте нам, всем миром просить будем. Не то разор нам, не убраться…

Дядя Федя растерянно оглядел сгрудившихся вокруг людей. Разглядел маленькую белоголовую девчонку, прижавшуюся к матери. Она смотрела на него серьезными спрашивающими глазенками.

— Вот она жизнь наша переменная, Степка… — с непривычной для себя неуверенностью пробормотал он. — Что делать-то будем?

— Может, пособим? — предложил Степан.

— Пособим… Надоть, понятное дело. Так потом-то што? За задержку и торнуть могут, мало не покажется.

— Ежели, мужики, только об этом забота, то я вам такую петицию напишу, что на орден только. И наш коммунист вот, партизан старый подпишет. Подпишешь, Михеич?

— Я-то? Я им все подпишу. Я бы того умника, что их погнал, голым задом на муравейник. Думай, дурья башка, что делаешь! Я им все напишу.

В это время Степка уже в который раз встретился глазами с неотрывно глядящей на него девушкой, притулившейся к притолоке входной двери.