Пороги

— Мы же не виноваты, что он там оказался.

— Мы… Понятно. Пить покойничку надо было меньше.

— Может, ещё и не покойник… Стукалов всем врет, что вы хотите ликвидировать Управление. Поэтому все подписывают.

— Все?

— Говорит — большинство. Ещё про моральный облик… Что жена от вас уходит. Не пользуетесь поддержкой в коллективе.

— Вполне вероятно, — неожиданно засмеялся Кураев. — Когда коллектив предпочитает хорошо жить, а не хорошо работать, на его поддержку трудно рассчитывать. Всё, иди. Мне выспаться надо.

Выпроводив Жданова из кабинета в приемную, он закрыл за ним дверь.

В кабинете Рохлина все замерли в ожидании дальнейших и вроде бы уже неизбежных событий. Хлебников, только что прочитавший письмо в партгосконтроль, переданное ему Стукаловым, отозвал его в сторону и вернул письмо.

— Слишком много общих слов, Николай Николаевич. В наше время предпочтительнее конкретные факты. Что? Когда? Где? Если обращаться в наши контрольные органы только с этим — слабовато.

— По-моему, все очень конкретно, — не согласился Стукалов.

— Хорошо. Попробую доказать. Перечислите все, что здесь написано, своими словами. По пунктам. Ну, давайте.

— Прямо по пунктам?

— Можете загибать пальцы. Начинайте.

— Авантюризм.

— Инициатива, предприимчивость, неординарные решения. Дальше.

— Нежелание считаться с реальностью.

— Совсем слабо. Отрицание негативной реальности. Предвиденье, смелость, забота о будущем. Борьба с прошлыми недостатками. Мечта…

— Противопоставил себя коллективу! — заводился Стукалов. — Забыл традиции. Не желает считаться с заслугами тех, кто действительно заслужил.

Хлебников ненадолго задумался, затем уверенно стал излагать возможные доводы Кураева:

— Коллектив постарел, успокоился на достигнутом, не видит перспектив, принимает в штыки все новое. Традиции хороши, когда помогают идти вперед, а не тянут назад. Спекулировать заслугами безнравственно. Никакие заслуги не дают сейчас индульгенцию на безделье, беспомощность творческой мысли, чванство и неумение идти в ногу с сегодняшним днем.

Все в кабинете внимательно прислушивались к их разговору. Воцарилась тяжелая гнетущая тишина.

— Тогда так, — не сдавался побледневший Стукалов. — Сознательно не желает подчиняться партийной дисциплине. От него неоднократно слышали в адрес даже очень крупных партийных руководителей… Не говорят уже о наших. «Не мешайте работать!» Ему, видите ли, партия мешает работать!

— Это уже серьезнее, — нахмурился Хлебников. — Но надо доказать… Ваше письмо может вполне пригодиться для создания шумового фона. А к Кураеву надо идти с конкретными фактами. Которые он не сможет отрицать. Взрыв — это факт. С этим можно идти. Зовите своего свидетеля.

Стукалов послушно направился к двери, выглянул в коридор — никого. Кинулся к двери в коридор и столкнулся с возвращавшимся из туалета Иваном. Ничуть не удивившись, что вместо Жданова в приемной оказался совсем другой человек, Иван как ни в чём не бывало поинтересовался:

— Слушай, где тут у вас ещё прикорнуть можно?

— В смысле? — обалдело спросил Стукалов.

— А то неудобно — баба к нему пришла.

— К кому? — все ещё не врубался Стукалов.

— К нему, к кому ещё, — показал на табличку кабинета Кураева. — Сначала вроде бочку покатила, а потом ничего, поладили. Так что соседствовать теперь ни к чему — и мне беспокойство, и они на полную катушку остерегаться будут. Я бы хоть где. Не высплюсь — какая тогда охота? Ты-то сам не балуешься?

— С кем?

— С ружьишком.

— Предпочитаю рыбалку, — стал наконец разбираться, в чем дело, Стукалов.

— Наохотимся мы с ним завтра, — продолжал объяснять Иван. — Я, считай, вчера на месяц дров наколол, и он теперь о каждый пенек запинаться будет. Хотя мужик крепкий, ничего не скажу. Зря вы его петь не позвали. Голос у него бравый. И петь любит.

— Жди здесь, — приказал Стукалов. — Никуда не уходи.

Буквально влетел в кабинет Рохлина.

— Кураев у себя в кабинете. Не один. С женщиной.

— С какой женщиной? — заинтересовался Петраков.

— С женой в кабинетах не запираются, — радостно объяснил Стукалов. — Через три часа уезжает на охоту. Значит, дня два-три его не будет.

— Исключается, — решительно заявил Саторин. — Завтра я должен доложить о результатах. Или — или.

— Что будем делать? — потирая руки, спросил Седов.

— Грех не использовать такую возможность, — не то пошутил, не то всерьез посоветовал Хлебников.

— Неудобно как-то, — не очень искренне засомневался Рохлин.

— Это ему пусть будет неудобно, — решительно заявила Мороз. — И ей.

— Нет, ну каков, — возмутилась Тамара Леонидовна. — На Валентину каждый второй мужик оглядывается, а он здесь…

— Сигналы давно были, — продолжал докладывать Стукалов. — Не знали только с кем.

— А вот сейчас и увидим, — пообещала Мороз.

— Теперь мы его дожмем, — продолжал потирать руки Седов.

— Как узнал? — спросил Саторин у Стукалова.

— Минуточку… — Стукалов выглянул из кабинета. — Товарищ… Можно вас?

— Меня, что ли? — удивился Иван.

— Разобраться надо кое в чем… С вашей помощью.

— Какая с меня сейчас помощь? — засомневался Иван. — Спать хочу, как из ружья.