Дойдя до верхней площадки, Дориан достал ключ и отпер дверь. Потом отступил, и в глазах его появилось беспокойство. Юноша содрогнулся.
— Вряд ли я смогу туда войти, Алан, — пробормотал он.
— Как угодно. Ты мне не нужен, — сухо сказал Кэмпбелл.
Дориан приоткрыл дверь и увидел на портрете освещенную солнцем ухмылку. На полу валялось разорванное покрывало. Он вспомнил, что прошлой ночью впервые в жизни забыл завесить проклятый холст, бросился было вперед и вдруг испуганно отшатнулся.
Что за отвратительная красная роса блестит на руке? Такое чувство, будто полотно сочится кровью… Какой кошмар! На минуту ему показалось, что это куда хуже, чем безмолвная фигура, привалившаяся к столу, чья гротескная бесформенная тень на покрытом пятнами ковре давала понять, что ничто не изменилось с тех пор, как Дориан покинул комнату.
Он глубоко вздохнул, приоткрыл дверь пошире и быстро вошел, прищурив глаза и опустив голову, твердо намереваясь вообще не смотреть на мертвеца. Затем наклонился, схватил лилово-золотое покрывало, накинул его на портрет и замер, не в силах оторвать глаз от замысловатого узора. Судя по звукам, Кэмпбелл внес тяжелый ларец, железные зажимы и прочие инструменты, необходимые в его ужасном деле. А был ли он знаком с Бэзилом Холлуордом, и если да, то как они друг к другу относились?..
— Теперь оставь меня, — велел суровый голос.
Дориан торопливо вышел, успев заметить, что Кэмпбелл прислонил мертвеца к спинке стула и пристально вглядывается в лоснящееся желтое лицо. Спускаясь по лестнице, Дориан услышал, как ключ повернулся в замке.
Кэмпбелл вернулся в библиотеку гораздо позже семи. Он был бледен, но совершенно спокоен.
— Я сделал то, о чем ты просил. А теперь прощай. Больше мы не увидимся никогда.
— Ты спас меня от гибели, Алан. Этого я не забуду! — простодушно воскликнул Дориан.
Как только Кэмпбелл ушел, он поспешил наверх. В комнате ужасно воняло азотной кислотой. Зато фигура, привалившаяся к столу, бесследно исчезла.
Глава 15
В половине девятого вечера того же дня двое кланяющихся лакеев сопроводили изысканно одетого Дориана Грея с бутоньеркой из пармских фиалок в петлице в гостиную леди Нарборо. Лоб его буквально пульсировал от крайнего возбуждения, нервы были взвинчены до предела, однако манеры оставались на удивление безупречными. Он склонился и поцеловал руку хозяйке с самой непринужденной грацией. Вероятно, никогда человек не держится столь непринужденно, как если ему приходится притворяться. Вне всякого сомнения, никто из видевших Дориана Грея тем вечером не поверил бы, что ему довелось пережить трагедию, ужаснее которой наш век не знает. Вряд ли его изящные пальцы способны были сжимать нож с преступной целью, а изогнутые в улыбке губы — выкрикивать проклятия небесам. Он сам поражался своему спокойствию, и осознание того, что он ведет двойную жизнь, доставляло ему острое наслаждение.
Компания собралась небольшая, созванная леди Нарборо второпях. Женщина она была очень умная, сохранившая, как выразился бы лорд Генри, остатки незаурядной некрасивости. Она оказалась прекрасной женой одному из самых нудных английских послов и, достойно похоронив супруга в мраморном мавзолее, собственноручно ею спроектированном, выдала дочерей замуж за богатых, довольно пожилых джентльменов, после чего отдалась прелестям французской прозы, французской кухни и французского
Дориан был одним из ее главных любимцев, и она не уставала повторять, что чрезвычайно рада тому, что не встретила его в молодости. «Знаю, дорогой мой, я непременно потеряла бы от вас голову, — говаривала она, — зашвырнула бы свою шляпку на мельницу и пустилась во все тяжкие. Какое счастье, что вас в ту пору и на свете не было! Впрочем, женские шляпки тогда были столь невзрачны, а мельницы так заняты попытками поднять ветер, что я ни с кем даже не кокетничала. Опять-таки, виноват лорд Нарборо! Он был чрезвычайно близорук, а что за удовольствие обманывать супруга, который никогда ничего не видит?»
Гости собрались прескучные. Дело было в том, объяснила она Дориану, укрывшись за довольно потрепанным веером, что совершенно неожиданно к ней приехала погостить одна из дочерей и не нашла ничего лучше, как привезти с собой мужа.
— По-моему, весьма глупо с ее стороны, дорогой мой, — прошептала она. — Разумеется, каждое лето я заезжаю к ним погостить на обратном пути из Гомбурга, но ведь старухе вроде меня совершенно необходим глоток свежего воздуха, и к тому же мне постоянно приходится их тормошить. Вы не представляете, что за жизнь они ведут! Провинциалы чистейшей воды! Встают рано, потому что у них слишком много дел, и ложатся рано, потому что думать им решительно не о чем. Во всей округе со времен королевы Елизаветы не было ни единого скандала! В результате после обеда все они отправляются подремать. Не садитесь рядом с ними! Вы сядете со мной и будете меня развлекать.