В конце зала была лесенка, ведущая в затемненную комнату. Торопливо поднимаясь по трем скрипучим ступенькам, Дориан почувствовал тяжелый запах опиума. Он глубоко вдохнул, и ноздри его затрепетали от удовольствия. Когда Дориан вошел, светловолосый юноша, прикуривавший от лампы длинную тонкую трубку, поднял взгляд и нерешительно кивнул.
— Ты здесь, Адриан?
— Где же мне еще быть? — вяло проговорил юноша. — Меня теперь все сторонятся.
— Я думал, ты уехал из Англии.
— Дарлингтон ничего не станет предпринимать. Мой братец наконец оплатил тот вексель. Джордж теперь со мной не разговаривает… Ну и ладно, — добавил он со вздохом. — Пока есть эта дрянь, друзья ни к чему. Думаю, у меня их было слишком много.
Дориан поморщился и оглядел жалкие фигуры, лежавшие на драных матрацах в нелепых позах. Скрюченные руки и ноги, перекошенные рты, распахнутые мутные глаза его завораживали. Он знал, в каких странных краях они блуждают и какие мерклые бездны дарят им таинство совершенно иного наслаждения. Им было куда лучше, чем ему, скованному своими мыслями. Воспоминания, подобно чудовищному недугу, разъедали его душу. То и дело ему чудились внимательные глаза Бэзила Холлуорда. И все же он не смог бы остаться — смущало присутствие Адриана Синглтона. Дориану хотелось туда, где его не знает никто. Ему хотелось убежать от самого себя.
— Я иду в другое место, — заявил он, помолчав.
— На верфь?
— Да.
— Там точно будет та дикая кошка. Сюда ее больше не пускают.
Дориан пожал плечами:
— Мне надоели влюбленные женщины. Гораздо интереснее женщины, которые ненавидят. Да и опиум там лучше.
— Точно такой же.
— Мне у них нравится больше. Пойдем, выпьем чего-нибудь. Я просто должен выпить!
— Ничего не хочу, — пробормотал юноша.
— Да ладно тебе.
Адриан Синглтон устало поднялся и последовал за Дорианом в бар. Метис в растрепанном тюрбане и поношенном пальто, приветственно оскалившись, водрузил перед ними бутылку бренди и два стакана. Женщины подсели ближе и затараторили. Дориан повернулся к ним спиной и тихо сказал что-то Адриану Синглтону.
По лицу одной из женщин расползлась кривая улыбка, похожая на след малайского кинжала.
— О, какие мы сегодня гордые, — насмешливо протянула она.
— Бога ради, не лезь ко мне! — воскликнул Дориан, топнув ногой. — Чего тебе надо? Денег? Вот, бери. И не смей больше приставать!
В испитых глазах вспыхнули красные искры, но тут же погасли. Взгляд затуманился. Она склонила голову набок и жадно сгребла монеты со стойки. Ее спутница проводила их завистливым взглядом.
— Все бесполезно, — вздохнул Адриан Синглтон. — Мне не хочется возвращаться. Да и к чему? Тут я гораздо счастливее.
— Непременно напиши мне, если что-нибудь понадобится, ладно? — помолчав, сказал Дориан.
— Может, и напишу.
— Что ж, прощай.
— Прощай, — откликнулся юноша, поднимаясь по ступенькам и утирая запекшиеся губы платком.
Дориан направился к двери, болезненно морщась. Он отодвинул штору, и тут раздался глумливый хохот. Смеялась женщина с накрашенными губами, которой он дал денег.
— Вон идет дьявольское отродье! — хриплым голосом завопила она ему вслед и икнула.
— Да будь ты неладна! Не смей так меня называть!
Она прищелкнула пальцами.
— А-а, ты любишь, когда тебя называют Прекрасным Принцем?
При этих словах пьяный моряк вскочил, ошалело озираясь по сторонам, и выбежал в прихожую.
Дориан Грей торопливо шел вдоль пристани под моросящим дождем. Как ни странно, встреча с Адрианом Синглтоном его взволновала. Неужели гнусные обвинения Бэзила Холлуорда справедливы и исковерканная судьба юноши лежит на его совести? Он закусил губу, и его глаза стали печальными. Впрочем, ему-то что за дело? Жизнь слишком коротка, чтобы взваливать на свои плечи бремя чужих ошибок. Каждый живет сам по себе и платит свою собственную цену. Жаль только, что за одну ошибку приходится расплачиваться не один раз. В расчетах с человеком судьба никогда не закрывает счета.
Как утверждают психологи, в иные моменты тяга к греху или к тому, что мы называем грехом, бывает настолько сильна, что каждый нерв тела, каждая клетка мозга отдаются непреодолимому порыву. В такие моменты свободу воли теряют и мужчины, и женщины. Они словно автоматы движутся к ужасному концу. Они лишены выбора, их совесть либо мертва, либо способна лишь на то, чтобы придать бунту силу и очарование. Ведь все грехи, как не устают напоминать нам богословы, суть грех неповиновения. Великий дух, предвестник зла, рухнул с небес из-за своего бунтарства.
Чуждый сострадания, влекомый пороком, с помутневшим рассудком и жаждущей мятежа душой, Дориан Грей шел вперед, ускоряя шаг. Но едва он нырнул в темную арку, которой часто ходил, чтобы сократить путь в заведение, пользующееся дурной славой, как его схватили сзади и прежде, чем он успел что-либо предпринять, швырнули об стену. Его горло сжала железная рука.
Щелкнул курок, блеснул нацеленный в голову Дориана револьвер в руках невысокого, коренастого человека.
— Чего ты хочешь? — задыхаясь спросил Дориан.
— Не двигайся, — велел незнакомец. — Дернешься — пристрелю.
— Ты рехнулся! Что я тебе сделал?