Портрет леди

После своего замужества Изабелла почти не виделась с мадам Мерль, так как та стала часто уезжать из Рима. Однажды она провела полгода в Англии, затем прожила часть зимы в Париже. Она наносила визиты своим многочисленным друзьям и тем заставляла предположить, что в ближайшем будущем она не будет такой уж закоренелой римлянкой, как раньше. Поскольку ее прежняя «закоренелость» выражалась только в том, что она снимала квартирку в одном из самых солнечных уголков города – да и к тому же та частенько пустовала, – это наводило на мысль об уже постоянном отсутствии, и Изабелла одно время горевала об этом. Близкое знакомство несколько изменило ее первое впечатление о подруге, но в сущности оно не сильно изменилось – в нем еще оставалась доля восхищения. Мадам Мерль всегда была во всеоружии – было приятно наблюдать за человеком, так великолепно экипированным для социальных битв. Она отважно несла свое знамя, а оружием ей служила отточенная сталь; она владела им с искусством, которое все больше поражало Изабеллу. Мадам Мерль никогда не выглядела усталой, отвращение никогда не одолевало ее; казалось, она не нуждается ни в утешении, ни в отдыхе. У нее были свои представления о жизни – когда-то во многие из них она посвятила Изабеллу, которая знала, что под видом абсолютного самообладания ее наделенная столькими совершенствами подруга скрывала способность глубоко чувствовать. Но воля мадам Мерль была повелительницей ее жизни: во всех ее поступках был какой-то блеск – казалось, будто она распознала какой-то секрет и жизнь являлась всего-навсего хорошо известным ей фокусом. Став старше, Изабелла узнала и обратную сторону жизни. Иногда выдавались дни, когда мир вокруг казался мрачным, и она настойчиво задавала себе вопрос, для чего, собственно, она живет на этом свете? Раньше ею двигал энтузиазм, она жила, влюбляясь в неожиданно возникающие возможности, с надеждой на будущее. Она так привыкла в юные годы переходить из одного взволнованного состояния в другое, что между ними почти не оставалось скучных пробелов. А мадам Мерль подавила в себе энтузиазм – она жила только благоразумием, руководствуясь исключительно рассудком. Порой Изабелла была готова отдать что угодно за уроки такого искусства – в некоторые минуты, если бы это было возможно, она бы непременно взывала к мадам Мерль. Изабелла теперь стала понимать, как выгодно быть такой – защищенной надежной броней, своеобразными серебряными латами. Но, как я уже сказал, мадам Мерль не появлялась в Риме до самой зимы.

Правда, теперь Изабелла стала снова видеться с мадам Мерль гораздо чаще, но нужды и склонности нашей героини сильно изменились. У нее уже не было желания обращаться к подруге за помощью и перенимать ее «фокусы». Теперь она считала, что, если у нее возникли проблемы, она должна была справиться с ними сама, и если жизнь была сложной, признание собственного поражения не делало ее легче. Мадам Мерль, безусловно, очень заботилась о себе, являлась украшением любого общества, но могла ли она – желала ли быть полезной другим в их трудный период жизни? Не лучше ли было просто подражать ей – быть такой же стойкой и умной, как она. Мадам Мерль не признавала затруднений, и Изабелла, учитывая этот факт, в пятидесятый раз намеревалась отбросить прочь свои. Впрочем, Изабелле показалось, что после долгой разлуки мадам Мерль тоже изменилась – казалось, ее преследовал надуманный страх выглядеть неблагоразумной. Как известно, Ральф Тачетт считал, что мадам Мерль склонна к преувеличениям или к излишнему усердию, – Изабелла никогда не соглашалась с подобным обвинением, хотя прекрасно понимала основания для него. Поведение мадам Мерль, по ее мнению, постоянно носило печать отменного вкуса и всегда было безупречным. Но в своем стремлении не вмешиваться в жизнь семьи Озмондов мадам Мерль все же немного перестаралась. И Изабелла сочла, что это не было признаком тонкого вкуса, а скорее выглядело нелюбезным. Она как будто все время напоминала себе, что Изабелла теперь была замужем, что у нее теперь появились другие интересы и что сама она, мадам Мерль, хоть и знала Джилберта Озмонда и его маленькую Пэнси лучше других, но отнюдь не являлась их родственницей. Она постоянно была настороже: никогда не говорила о семейных делах, пока ее не спрашивали или даже не вынуждали к этому, требуя высказать свое мнение. Она боялась вмешиваться в чужую жизнь – о прямоте мадам Мерль мы уже знаем, и именно с этой прямотой она однажды поделилась своим страхом с Изабеллой.