– Они всегда были привязаны друг к другу и остались такими даже после того, как мадам Мерль решила стать… как бы это сказать… добродетельной… Озмонд всегда для нее значил больше, чем она для него. Когда праздник закончился, они заключили сделку. Каждый предоставлял другому полную свободу, но – когда понадобится – они должны были помогать друг другу. Хотите спросить, откуда мне все это известно? Да я узнала все, наблюдая за их поведением! И видите, насколько женщины лучше мужчин? Мадам Мерль выискала Озмонду жену, а тот и пальцем ради нее не пошевелил! Она столько делала для него, составляла какие-то планы, плела интриги, не один раз доставала для него деньги… А ему она надоела. Превратилась в старую привычку. Иногда он в ней нуждается, но не особенно скучает, когда ее нет поблизости. Более того, мадам Мерль теперь знает это. Так что вам не стоит ревновать! – с улыбкой добавила графиня Джемини.
Изабелла снова поднялась с дивана. Она была ошеломлена; ей нечем было дышать. В голове ее гудело от всего услышанного.
– Я вам очень признательна, – повторила Изабелла и вдруг совсем другим тоном добавила: – А, собственно, как вы все это узнали?
На выражение признательности графиня внимания не обратила; но вот вопрос ее явно раздосадовал. Она бросила на собеседницу дерзкий взгляд и выпалила:
– Допустим, я все это придумала!
Затем изменила тон, положила ладонь на плечо Изабеллы и с вызывающей улыбкой спросила:
– Ну что, теперь вы откажетесь от поездки?
Изабелла слегка вздрогнула и отвернулась; слабость вдруг охватила ее, и ей пришлось опереться о полку камина. Побелев и закрыв глаза, она постояла так минуту и потом уронила закружившуюся голову на руки.
– Зря я вам все рассказала… Вам плохо – из-за меня! – воскликнула графиня.
– Да, я должна увидеть Ральфа! – пробормотала Изабелла. Ни негодования, ни гнева – тех чувств, которые пыталась вызвать в ней графиня Джемини, – в ее голосе не было.
В нем была лишь глубокая печаль.
Глава 52
В тот вечер был поезд на Париж через Турин. После ухода графини Изабелла быстро переговорила со своей расторопной горничной. После этого ей осталось думать только об одном: она должна была повидаться с Пэнси – девочка ни в чем не виновата. После того, как Пэнси уехала в монастырь, они еще не виделись, поскольку Озмонд дал понять, что еще не настало время для этого. В пять часов карета Изабеллы подъехала к высокой двери на узкой улочке недалеко от площади Навона. Добродушная и исполнительная привратница пригласила ее войти.
Изабелла уже бывала здесь – вместе с Пэнси они приезжали проведать сестер. Изабелла знала, что это были добрые женщины, видела, какими чистыми и опрятными выглядели просторные залы монастыря. В прекрасно ухоженном саду зимой было солнечно, а весной разливалась благодатная тень; но все же что-то здесь ей не нравилось и наводило на нее тоску – она ни за что на свете не согласилась бы провести здесь ночь. Сегодня монастырь больше, чем обычно, напоминал Изабелле благоустроенную тюрьму, поскольку даже не стоило делать вид, будто Пэнси могла свободно покинуть эти стены. Положение этого невинного существа предстало перед ней в несколько ином свете, и Изабелла тут же решила протянуть Пэнси руку помощи.
Привратница попросила Изабеллу подождать в приемной, а сама пошла сообщить о гостье. Приемная была просторным, прохладным помещением с новой на вид мебелью. Большую чистую печь, отделанную белым фарфором, сейчас не топили. Под стеклом на столике располагалась коллекция цветов из воска. На стенах висели гравюры на библейские темы. При других обстоятельствах Изабелла решила бы, что это место больше напоминало не Рим, а Филадельфию, но сегодня ей было не до размышлений, просто помещение показалось ей очень пустынным и тихим. Привратница вернулась минут через пять в сопровождении другой женщины. Изабелла встала, ожидая встретить одну из сестер, но, к своему невероятному удивлению, увидела перед собой мадам Мерль. В глазах у нее помутилось: эта женщина в последние часы так занимала воображение Изабеллы, что, появившись во плоти, она произвела на нашу героиню такое впечатление, словно задвигался портрет. Целый день Изабелла думала о мадам Мерль, ее фальшивости, отваге, ловкости, о невероятных страданиях, которые та могла испытывать, – и все это несомненно было. Когда она вошла, точно пролился свет. Ее появление здесь, собственно, и являлось в некотором роде живым доказательством. Изабелла внезапно ощутила дурноту – если бы ей требовалось сразу заговорить, она бы не смогла это сделать. Впрочем, она и не чувствовала в этом необходимости – ей абсолютно нечего было сказать мадам Мерль. Нельзя не отметить, что при общении с этой дамой вас положительно ничто не сковывало – ее манеры скрадывали не только свои, но и чужие недостатки.