Портрет леди

Сейчас, однако, она выглядела слегка по-другому; она медленно вошла вслед за привратницей, и Изабелла сразу увидела, что сегодня мадам Мерль вряд ли приходилось рассчитывать на свою находчивость. Для нее эта встреча тоже оказалась совершенно неожиданна, и она решила вести себя так, как выйдет по обстоятельствам. Это решение придало ей непривычную серьезность – мадам Мерль даже не попыталась улыбнуться. Хотя Изабелла понимала, что мадам Мерль более, чем обычно, играет роль, тем не менее ей показалось, что никогда эта прекрасная женщина еще не выглядела столь естественной. Мадам Мерль оглядела свою приятельницу с ног до головы, но не злобно или испуганно, а скорее с холодной вежливостью, и, очевидно, совершенно не желая вспоминать их последний разговор. Казалось, она хотела сказать, что ситуация изменилась и она уже не испытывает ту досаду.

– Оставьте нас одних, – сказала мадам Мерль привратнице. – Через пять минут леди позвонит в колокольчик.

Она снова повернулась к Изабелле, которая, услышав упоминание о себе, вообще перестала что-либо соображать; взгляд ее блуждал по комнате, она не решалась остановить его на мадам Мерль. Изабелла, пожалуй, предпочла бы больше вообще ее не видеть.

– Вы удивлены, увидев меня здесь, и, боюсь, не обрадованы этим, – произнесла мадам Мерль. – Вам непонятно, зачем я приехала и почему вас опередила. Признаюсь, я поступила несколько неблагоразумно. Мне следовало попросить у вас разрешения.

В ее словах совершенно не звучало никакой иронии. Они были сказаны просто и мягко, но Изабелла, унесенная столь далеко на волне размышлений и страданий, не взялась бы определить, с каким намерением мадам Мерль высказала это.

– Но я здесь недавно, – продолжила мадам Мерль. – Я задержала Пэнси ненадолго. Я приехала к ней просто потому, что мне подумалось – девочка чувствует себя одинокой и, возможно даже, немного несчастной. Быть может, это и неплохо для молоденьких девушек. Я так мало о них знаю и потому не могу ничего сказать. Но в любом случае здесь скучновато. Поэтому я и заехала… случайно. Конечно, я понимала, что и вы должны приехать, и отец… Но ведь и остальным посещения не запрещены? Эта добрая женщина… как бишь ее зовут? Мадам Катрин… Она не возражала. Я пробыла с Пэнси двадцать минут. У нее очаровательная маленькая комнатка, ни в коем случае не похожая на монастырскую келью. С фортепиано и цветами. Она все восхитительно там устроила – у нее бездна вкуса. Конечно, я понимаю, все это не мое дело… но, повидав девочку, я чувствую себя счастливее. Пэнси даже может иметь горничную, если захочет, но, конечно, ей незачем наряжаться, поскольку некуда выходить. Она ходит в черном платьице и выглядит в нем прекрасно. Потом я зашла к матушке Катрин, у которой тоже превосходная комната. Уверяю вас, бедные сестрицы ведут вовсе не такую уж аскетичную жизнь. В комнате матушки Катрин стоит весьма кокетливый туалетный столик, который украшает нечто, весьма похожее на пузырек одеколона. Сестра отзывается о Пэнси с восхищением, говорит, что они все счастливы видеть девочку у себя. Она – маленький ангел и служит примером старшим сестрам. Я уже уходила от матушки Катрин, когда пришла привратница и сообщила, что к синьорине приехала посетительница. Конечно, я догадалась, что это вы, и упросила разрешить мне встретить вас в приемной. Должна вам сказать, матушка Катрин сопротивлялась и говорила мне, что столь важную особу, как вы, должна – с должным уважением – встретить настоятельница; но я уговорила не тревожить ее. Я убедила ее, что и сама смогу встретить высокую гостью!

Мадам Мерль говорила с тем особенным блеском, который свойствен светским львицам, постигшим тайны ораторского искусства. Ни одно слово не прошло мимо ушей Изабеллы, хотя она старалась не смотреть на собеседницу. Мадам Мерль еще не удалось уйти в разговоре далеко, когда Изабелла заметила, как голос ее – едва заметно – сломался, хотя и набрал вновь, очень скоро, свою полноту. Эти легкие перебои в голосе свидетельствовали о том, что мадам Мерль поняла: все изменилось, между ними все кончено; и в тот же миг догадалась о причине. Женщина, стоявшая сейчас перед ней, не была уже прежней Изабеллой – она узнала тайну мадам Мерль. Догадка была внезапной и заставила эту Леди Совершенство пошатнуться на своем пьедестале и потерять самообладание – но лишь на мгновение. Затем ее умение владеть собой вернулось к ней и не изменяло уже до конца – но только потому, что конец был уже близок. Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы подавить волнение – ее спасение заключалось только в том, чтобы не выдать себя. Она себя и не выдала, но страх отказывался исчезать из ее голоса. Мадам Мерль ничего не могла с ним поделать. Слыша свой голос, она едва понимала, что говорит. Ее самоуверенность, словно волна в час отлива, сошла почти на нет; ее едва-едва хватило, чтобы, царапая килем о дно, достичь гавани.