Портрет Лукреции

Альфонсо, сегодня одетый в темные цвета, ходит по затененным углам зала. Он рассматривает наброски на длинном столе, наклоняется над каким-нибудь, потом — над другим, разглядывает весь ряд и начинает сначала. Прошлым вечером Альфонсо сказал Лукреции, что фрески в этой комнате выполнил Бастианино. Зазвенела на миг тишина, потом Лукреция восхищенно что-то пробормотала. На самом деле ей не нравились фрески художника: младенцы на дельфинах, русалки и тритоны на змеях, бесстрастные мужчины в сражении. Слишком они статичны, до отвращения много в них телесного. Альфонсо же посчитал Бастианино подходящим художником для ее портрета.

— Весьма удачное совпадение, — добавил тогда муж. — Сначала он расписывал стены, а теперь напишет вас.

Лукреция уже несколько часов провела в разных позах: сидя, стоя, с ногами вместе, одна ладонь на другой, руки порознь, наклонив голову вперед, потом набок; подняв руки вверх, опустив, согнув запястье, — а художник все делает набросок. Потом просит встать иначе и берется за новый.

Бастианино прибыл в castello ранним утром; несколько подмастерьев несли на спине его многочисленные принадлежности. Лукреция скользнула взглядом по помощникам художника: какие-то подростки, один мрачноватый юноша и Маурицио — он указывал младшим товарищам, куда класть материалы, ракушки, бумагу и холсты. На нем была та же синяя куртка, что и в delizia. Джакопо не появился. В груди Лукреции яркой вспышкой полыхнуло беспокойство. Он заболел, что-то случилось? Она вышла в проход, но никого не увидела и вопросительно взглянула на Маурицио. Должно быть, он следил за ней, потому что едва заметно кивнул: не бойтесь, с ним все хорошо, никакой беды не случилось.

Художник, Бастианино, подходит к ней, поднимает то ее руку, то складку платья, поправляет cintura на талии, распрямляет кружево воротника. Альфонсо следит за ними глазами, сжав руки за спиной. До чего нелепо! Альфонсо спокойно позволяет другому мужчине касаться ее платья, руки, украшений. Не будь Бастианино художником, муж, наверное, вынул бы из-за пояса кинжал и пронзил наглеца.

Время от времени Бастианино бормочет:

— Позвольте, ваша светлость…

И, не дожидаясь ответа, оттягивает вниз кружево на воротнике, проводит пальцем по щеке или по виску.

Альфонсо и не подозревает, что Бастианино, касаясь ее руки, подбородка или другой части тела, украдкой, исподтишка ее сжимает — едва заметно, легко. Когда он так сделал в первый раз, Лукреция метнула на художника изумленный взгляд, а тот озорно блеснул глазами в ответ. У него висячие усы, довольно длинные волосы, седые виски, румяные щеки и живые зеленые глаза. Лукреции прекрасно знакомы подобные мужчины: они способны заигрывать с девушкой, даже если она герцогиня, тридцатью годами его младше, к тому же супруга его покровителя, и за кокетничанье с ней можно лишиться жизни. Элеонора одаривала таких ледяным взглядом — о, Лукреция много раз это видела! — а потом сообщала Козимо, что «такому человеку доверять нельзя».

Лукреция не отвечает на его взгляд, не поднимает глаз. Сидит, не шелохнувшись, а художник, муж, подмастерья и придворные рассматривают ее, обсуждают и обдумывают, чего не хватает портрету — еще золота, украшений, глобуса, медальона, животного, книги? Что создаст лучший образ? Как представить дом Феррары в выгодном свете? Художник делает набросок, Маурицио дает советы, Альфонсо шагает из одного конца комнаты в другой. Нунциата, держа под мышкой спаниеля, становится рядом с братом и заглядывает на картину через плечо Бастианино. Потом высокомерно пожимает плечами, будто не одобряет увиденного, и что-то шепчет на ухо своему спутнику, придворному поэту Тассо. Тот улыбается и с ласковой укоризной качает головой. Под конец дня к ним присоединяется Леонелло и молча переводит взгляд от набросков к Лукреции и обратно.

Она изо всех сил держит позу, отрешается от происходящего, позволяет разуму блуждать. Переносится в другое место и забывается, как по ночам с Альфонсо, — оставляет вместо себя только тело, внешнюю оболочку, а сама уходит, улетает, ускользает. Она вспоминает, как звякает сбруя белой мулицы, когда она скачет по лесу; представляет, как София раскладывает на столе в детской тарелки и ложки (а еще, наверное, просит другую няньку помассировать ей ноги); думает о любимом инсектарии мамы, о причудливом пищеварении гусениц, о клейких шелковых нитях; наблюдает, как подвижная поверхность рва отбрасывает серебристое подобие себя самой на стены и потолок зала. Вдруг нечто за окном привлекает ее взгляд и возвращает в реальность.

На узкой зубчатой стене противоположной башни стоят два силуэта: черные бумажные куклы на фоне небесной сини. Женщина идет к мужчине, а он — к ней; они встречаются на полпути. Их тела сливаются, заслоняя солнечный луч.