— Я немного умею говорить, как они… — подмастерье кивает на Бастианино, — …если захочу. Только… — он поднимает на нее глаза, и на миг ей вспоминается его слабеющий пульс, натужное дыхание, — …я не хочу.
— Но почему никто… — начинает Лукреция.
Ее прерывает голос Бастианино:
— Джакопо? В чем дело? Что ты забыл на полу?
Лукреция поднимает ногу с грифеля, рука Джакопо молнией ныряет под ее подол и всплывает, зажав инструмент между пальцами. Время вышло, возможность поговорить упущена.
И все же Джакопо, поднимаясь, успевает выдохнуть на языке Софии:
— Я никогда не забуду, как ты спасла мне жизнь.
Потом он встает и уходит в другой конец зала. Лукреция провожает его взглядом. Он шагает пружинистой походкой, чуть подворачивая одну ногу. Под мышкой у него доска с набросками ее запястий, шеи, скул, надбровья. Джакопо забрал их, теперь они принадлежат ему, он убережет их от всего дурного. В груди Лукреции разливается тепло.
Лукреция вместе с Элизабеттой и ее стражниками скачет из
Элизабетта в подбитом мехом плаще и шапке с перьями придерживает лошадь, Контрари ее догоняет и скачет рядом, решительно держа поводья. Они часами разговаривают, склонившись друг к другу головами.
Эта пара чем-то напоминает Козимо и Элеонору. Тем, как Контрари просовывает палец в рукав Элизабетты. Нежностью в его взгляде, мягкостью, которую вызывает даже в сильнейших мужчинах любовь. Тем, как Элизабетта всегда знает, когда он собирается что-то сказать, и догадывается, какие именно слова произнесет. Лукреция все это замечает, все это ей знакомо, она мечтает познать такую же духовную близость. Вот бы кто-нибудь тоже смотрел на нее, как на редкое сокровище, не постеснялся бы носить в ленте шляпы веточку падуба, которую она подарила, интересовался ее мнением…
Лукреция оглядывается на них и видит мифических лесных духов, чьи размытые лица окрашены зеленью листвы.
Одной бессонной ночью Лукреция отдергивает полог, встает с кровати, ходит сначала по покоям, потом заглядывает в салон. Минует запертую каморку, где спит Эмилия. Отодвигает засов и проскальзывает на лестницу.
Еще не пробило полночь — суета
Является предчувствие, знакомое ей всю жизнь: вот-вот случится что-нибудь необычное, что-нибудь интересное. Пораздумав немного, Лукреция возвращается обратно. Пятится на несколько шагов и приоткрывает дверь в спальню Эмилии. Служанка спит на животе, уткнувшись лицом в тростниковую циновку.
Лукреция поднимает с пола у кровати коричневое платье, льняной фартук и чепец.
Натягивает через голову платье — в самый раз, только чуть широковато в плечах, — потом фартук. Надевает просторный чепец в форме лилии, натягивает на лицо. Тихо, осторожно выходит на лестницу; грубая ткань платья трется о ее лодыжки. Лукреция вжилась в свою роль: шагает быстро, опустив голову, сжав руки перед собой. Она служанка в простой одежде, а если кто-нибудь спросит, почему она расхаживает по замку среди ночи, у нее готов ответ: госпожа не может уснуть и попросила принести из кухни молоко с медом.
Молоко с медом, молоко с медом. Лукреция твердит себе эти слова, спускаясь по ступенькам, шагая по коридору, минуя ряд окон, выходящих на затянутый льдом ров. Она проходит двух стражников; один тихо рассказывает какие-то непристойности, а второй смеется. Другая служанка, постарше, пошатывается от тяжести таза с водой, из которого валит пар. Женщина мычит в знак приветствия, но не останавливается.
Лукреция переходит из одной башни в другую, спускается на этаж, потом еще на один. За дверью гавкает спаниель, а Нунциата кормит его объедками со своей тарелки. Трое придворных ворчат о чьем-то назначении: почему предпочли этого человека, а не их?.. Женщина с птицами в волосах выходит из спальни конюха; ее платье помято, а ноги босые.
Служанку удостаивают лишь мимолетными взглядами. Идеальная маскировка! Какую свободу дает ей одежда Эмилии, какие открытия готовит его величество случай! Иди, куда угодно, делай, что вздумается! Придворные не замечают слуг, не приписывают им ни чувств, ни осуждения. Служанка в коричневом платье — все равно что стол или канделябр. Завеса в тайную жизнь
Примерно через час Лукреция возвращается в свои покои, запыхавшись от волнения; ее кожу покалывает, а разум, насытившись впечатлениями, успокаивается. Она положит платье Эмилии на место и вернется в постель — укромный уголок, где можно обдумать увиденное.