Портрет прекрасной наездницы

– Я к нему! Я ему скажу, что он дурак! Скажу, что я послана ему, чтобы изменить его судьбу. Я – черенок молодой яблоньки, который судьба привьёт к Димкиному стволу. Вдвоём мы станем деревом новой счастливой жизни. Какой дурацкий бред! Какая дурость, какая слабость! Не ожидала я от него. Из-за нелепицы, дурацкой химеры он хочет отказаться от любви. Ну, нет! Я ему не позволю такие глупости делать, нужно жить, нужно прожить всё, что нам жизнь дарует. Чего он добьётся, если мы расстанемся? Думал ли он о том, что может быть со мной, если мы расстанемся? Как я буду жить, лишённая его любви? Буду ли я жить вообще? Я бегу к нему! Расцелую его, моего милого Диму, обниму крепко и буду держать его в объятьях до тех пор, пока он не скажет мне, что всю эту дребедень из головы выкидывает. Любовь – самая лучшая психотерапия!

Костя не дал ей надеть куртку, он, рассмеявшись, воскликнул:

– Ты где его поцелуями будешь лечить? В кабинете стоматолога? Забыла? Он же у врача, ставит пломбу.

Таня растеряно остановилась, и в это время резко прозвучал звонок. Все от неожиданности вздрогнули.

– Ну, вот и Димыч вернулся, сейчас и начнёшь его излечивать, – усмехнулся Костя и открыл дверь.

Дмитрий не успел сделать и шага. Открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но не успел этого сделать: Таня кинулась к нему на шею и, осыпая его лицо поцелуями, почти крича, захлёбываясь, стала говорить: «Любимый мой, любимый, родной, какой же ты дурачок, над какими глупостями ты размышляешь, когда нужно жить, жить, жить, мой милый, думать о настоящем…».

Она ещё что-то говорила, не размыкая рук на шее остолбеневшего Дмитрия, и наконец, всхлипывая, затихла, умиротворённо улыбаясь.

– Вы рассказали? – спросил Дмитрий, у мнущихся Кости и Маргариты.

Костя кивнул головой. Маргарита с серьёзным лицом ответила:

– Оперативная психотерапия.

Таня отстранилась от Дмитрия, произнеся:

– У тебя, замечательные друзья, Димочка. Ты у меня самый замечательный. Я к тебе прилеплюсь так крепко, что ты от меня никогда не отлепишься. Даже не надейся. Мы будем жить долго и счастливо и умрём в один день окружённые детьми и внуками.

Дмитрий долго сидел с задумчивым видом за столом, молча, не притрагиваясь к кофе, Таня сидела рядом, положив голову на его плечо.

– Слушайте, ребята, а я знаю, что нужно делать! -неожиданно заявил он. - Счастье складывается из суммы жизненных горестей, оно тогда становиться полноценным, когда выстрадано. Я был неправ, поддавшись унынию. Вот, что я предлагаю: мы все едем завтра к отцу Иоанну, моему монастырскому духовнику, он прекрасный, мудрый и добрый пастырь. Мы попросим его благословения на брак, ведь у вас с Маргаритой это тоже решено. Будет две свадьбы и два венчания. Я так благодарен тому времени, когда был там послушником. О каких психотерапевтах мне Марго говорила?! Как я раньше не додумался к кому нужно обращаться?! Меня вчера осенило, дурня. Я хотел завтра сам поехать, уже созвонился с отцом Иоанном, но теперь вот вам предлагаю… как вы?

Глаза Тани горели восхищением, она поцеловала Дмитрия в щёку.

– Димочка, это прекрасная идея, мне хочется, увидится с человеком, который спасал моего любимого, – воскликнула она.

– Что тут думать-то? – с серьёзным лицом произнесла Маргарита. – Дело нужное и благое, погрязли мы в суете мегаполиса, в походах в супермаркеты, зенки таращим в телевизор, не живем, не горим, не слышим тишины, не смотрим на небо, ползаем в потёмках без свечи. Я двумя руками «за!» А ты Константин, будущий верный муж Маргариты не вздумай противоречить будущей жене, для неё такая поездка имеет сакральный смысл.

– Да, что я, – обиженно сказал Костя, – я тоже русич, Мельников моя фамилия.

Вадим

Вадим неожиданно появился в городе в конце весны, в день, когда в школах делались последние приготовления к выпускным балам. Он, собственно, подгадал свой приезд к этому дню: невыносимое желание увидеть Таню погнало его этой весной в родной город. Он сильно изменился. Был он также плечист, но похудел; тому, прежнему, немного нескладному, «безбашенному» подростку большие голубые глаза, придавали лицу какую-то детскость, но тогда они ещё загорались живым блеском, несмотря на то, что он старался корчить из себя крутого парня. Теперь эти глаза стали тускловатыми, рыскающими, к лицу намертво прилепилось какое-то скучающе-презрительное выражение. Подбородок украшал свежий шрам, говорил он, чуть гнусавя, растягивая слова, стараясь не сильно раскрывать рот, в котором недоставало переднего зуба. Зайдя в квартиру, он с порога заявил матери:

–Не доставай меня расспросами, где я был и чем занимался. Я приехал, чтобы в армию пойти.

Основательно поседевшая за время отсутствия сына мать, обрадовано закивала головой.

– Нет, нет, Вадя, я рада, что ты вернулся. Искупайся, сынок, одежду брось в стиралку, я тебе свежую дам сейчас. И приходи на кухню, сердце моё будто чувствовало, что ты придешь, - я твоих любимых голубцов наготовила.