Портрет прекрасной наездницы

Она насупилась и, копируя блатноватую манеру разговора подростков, гнусаво произнесла:

– Вылазь, давай. Я у стены сидеть буду. Резче, резче шевели мослами! А я ему, такая, поклонилась и ответила тогда: «О, мой повелитель! Слушаюсь и повинуюсь!»

Все расхохотались. Вадим, пытающийся сохранять солидность, не выдержав, разулыбался смущённо.

Ерошкин нетерпеливо произнёс:

– Ребята, здесь задохнуться можно, Пошли, подышим. А после ещё попляшем. Айда во двор.

Класс вывалился за дверь школы. Обогнув здание, выпускники направились к спортивной площадке, где расселись на скамейки и закурили. Курили все кроме двух девочек и Тани. Появилось шампанское, одноразовые стаканчики. Вадима охватила нервозность и скованность, он сидел на краю скамейки про него забыли, подступала обида – он чувствовал себя здесь лишним. Часть кампании разбилась на парочки и «обжималась», несколько девочек и парней, среди которых была и Таня, о чём-то весело беседовали. Неожиданно она посмотрела на одиноко сидящего Вадима и подошла к нему.

– Скучаешь? – спросила она, присаживаясь с ним рядом. Принуждённо улыбаясь, Вадим пожал плечами:

– Да, так.

Таня помялась.

– Ну, что же ты не спрашиваешь, как поживает Багира? Ты про неё забыл? Она такая умная, ждет меня за дверью, ещё когда я только к дому подхожу. И я часто вспоминала тебя, глядя на неё. Ну, а ты, как жил это время?

– Нормально жил, я в армию ухожу. Вот приехал …

– Серьёзно? Сейчас про армию такие ужасы рассказывают.

– Прорвёмся, – усмехнулся Вадим, – это маменькиным сынкам трудно в армии.

Таня, помолчав, спросила:

– Ну, а вообще, где ты был всё это время, как жил, если это не секрет, конечно.

– Ты извини, конечно, – продолжила она, не дав ему ответить, но я часто о тебе вспоминала, после того, как ты исчез. Думала о том, как это ужасно трудно, в пятнадцать-шестнадцать лет жить без семьи, в вечной опасности, без поддержки близких людей. Для меня было невозможным представить себя в такой ситуации, я частенько думала о том, почему молодые ребята идут на это, зачем им это нужно, а ведь их так много теперь, этих ребят, которые уходят из дома. Нет, я это хорошо понимала и даже плакала, когда в четырнадцать лет читала романы французов и англичан, ну, вот эти «Без семьи», «Оливер Твист» «Отверженные» и другие книги о детях выкинутых нищетой, злыми людьми на обочину жизни. А что мальчишек нашего века заставляет уходить из семьи? Что тебя, например, заставило? Прости, пожалуйста, худо-бедно ты жил в квартире, с мамой, сёстрами. Они, кстати, у тебя большие умницы и добрые девочки, ты не шиковал, но ведь и не голодал? Одет был, обут, ходил в школу – так у нас многие живут. Свобода? Но свобода она внутри человека. Смешно искать её в пространстве. Для неё не нужно особых условий. Она не вещь – это не осязаемый предмет, который можно пощупать. И уж свобода точно не такое положение вещей, когда всё дозволено, и всё можно делать. Есть много чего такого, что по-настоящему свободные люди никогда не станут делать.

Он, пожав плечами, ответил с простодушным выражением лица:

– Всё правильно говоришь, Таня. Да чего теперь? Что сделано, то сделано. Я и сам не знаю, зачем бегал. Салагой был глупым, наверное. Или это может болезнь такая … заразная болезнь. Ни один же я бегаю? Много таких. А может, время такое? Встречался я с умными пацанами. Один пацан начитанный говорил мне, что времена такие в истории бывают, когда дети бегать начинают. Это, говорил он, эпидемия такая, как холера или грипп, только говорил, микробы этой эпидемии под микроскопом не видны. Говорил, дети мстят взрослым, за то, что они забывают о них. Вернуться не всегда возможность есть, да и друзей как-то жалко своих бросить. Это вроде кидалова получается, как бы слабаком становишься, если сбежишь под мамино крылышко…

– Это была бы смелость, а не трусость. В этом случае ты мог почувствовать себя свободным по-настоящему, – это была бы твоя победа, – вставила Таня, и задумчиво добавила: - Вообще-то, конечно, взрослые люди в ответе за тех, кого приручили. Приметливый и не глупый у тебя был товарищ.

– Твоя правда, Каретникова. Но что сделано, то сделано. Но вообще-то я не всё время бегал, это поначалу было, когда пацаном был безбашенным. Я быстро понял, что это не правильно, но домой, стыдно было возвращаться, понимаешь? Ну, не знаю, напряг мне был возвращаться домой!

Начиная с этих слов, Вадим стал врать легко и складно:

– Работал. Меня взяли на станцию техобслуживания автомобилей учеником, я там многому научился, мне стали доверять серьёзную работу.

– А где это было?

– Москва – столица нашей родины. Там вариантов для всех хватает. Но вот пришло время, надо в армию идти, отдать долг Родине. Отслужу и, как говориться, начну жить с чистого листа, буду машины ремонтировать.

– Вот это правильно, – просияла Таня, – вот это хорошо!

Классный заводила Ерошкин захлопал в ладони и закричал:

– Кончайте перекур, идём в школу танцевать. Адреналин закипает.

– Идём? – спросила Таня у Вадима.

– Идём.

Видя явное и дружеское расположение со стороны Тани, он успокоился.