Портрет влюбленного поручика, или Вояж императрицы

Пожалуй, ни один из портретов Боровиковского не вызывал столько споров и разночтений, как „Неизвестная в тюрбане“, поступившая в Третьяковскую галерею из собрания И. Е. Цветкова. Высказанное А. В. Бакушинским предположение о том, что на полотне изображена французская писательница А.-Л.-Ж. де Сталь, мадам де Сталь, как ее чаще называли, скоро вызвало возражения искусствоведов. Известное сходство с полотном Ф. Жерара не находит сколько-нибудь убедительного подтверждения в портрете кисти Виже Лебрен, где писательница представлена с лирой в руках, или портрете кисти М. Жерара, изображающем известную француженку с дочерью на фоне романтического пейзажа. Существенным возражением остается присутствие в портрете бюста Екатерины II, к которой мадам де Сталь относилась резко враждебно. Нет никаких доказательств, чтобы ее отношение к русской императрице в корне изменилось, тем более в обстановке Отечественной войны 1812 года. Впрочем, датировка портрета условна, так как холст не несет ни авторской подписи, ни даты. Можно привести и иные соображения в пользу подобных сомнений.

Прежде всего — это предубеждение мадам де Сталь против всяких ювелирных украшений, которыми так щедро украшен костюм неизвестной в тюрбане. Зеленовато-голубое платье неизвестной перехвачено широким золотым поясом с камеей на крупной пряжке, на руке красуется змеевидный браслет, в ушах — золотые серьги с жемчугами, тюрбан опоясывает лента из крупных жемчугов, сколотая на лбу большой золотой пряжкой с драгоценными камнями. Волосы писательницы, по свидетельству современников, напоминали по цвету вороново крыло, как и ее большие глаза. Написанная Боровиковским женщина имеет каштановые волосы и карие глаза. Не менее существен характер ее прически. При всех изменениях капризной парижской моды мадам де Сталь оставляла открытым высокий чистый лоб, тогда как у неизвестной он старательно прикрыт до бровей родом челки. Зато писательница всегда скрывала уши, которые открыты у женщины в тюрбане, — мелочи, которым самые завзятые модницы обычно сохраняют верность, следуя представлению о недостатках и достоинствах своей внешности. Но кем бы ни была неизвестная, верно одно, что она связана воспоминаниями или семейными обстоятельствами с екатерининскими временами.

Словно вспоминая прошлое, художник очень покойно и удобно усаживает свою модель у небольшого столика, на который ложится полная рука. Модное, низко вырезанное платье не стесняет располневшей и отяжелевшей фигуры. Замысловатый головной убор не вызывает ни тени кокетства. Глаза с интересом обращены в сторону невидимого собеседника, недоверчивые, оценивающие, заплывшие складками покрытого ярким румянцем лица. Пренебрежительная усмешка чуть трогает уголки губ.

И несмотря на дорогой модный наряд, завершенный изысканной полосатой шалью, неизвестную легче себе представить за хозяйственными распоряжениями, среди домашних дел и хлопот, чем в салонах, к которым она остается внутренне безразличной. Насколько иначе рисуется писательница в 1825 году Пушкину, и трудно представить, чтобы настолько внимательный к душевной жизни человека портретист, как Боровиковский, ни в чем не откликнулся на характеристику поэта: „Взгляд быстрый и проницательный, замечания разительные по своей новости и истине, благодарность и доброжелательство, водившие пером сочинительницы, — все приносит честь уму и чувствам необыкновенной женщины… Исполняя долг благородного сердца, она говорит об нас с уважением и скромностию, с полнотою душевною хвалит, порицает осторожно, не выносит сора из избы… О сей барыне должно было говорить языком вежливого образованного человека. Эту барыню удостоил Наполеон гонения, монархи доверенности, Европа своего уважения“.

В. В. Капнист. Эпитафия самому себе

Между тем жизнь в родных местах шла. Незамысловатая. Неторопливая. Со своими огорчениями, бедами, маленькими радостями. Старые друзья встречались, переписывались, делились новостями. В. В. Капнист близко сходится с Д. П. Трощинским, благо среди очередных придворных перемен старый вельможа все чаще мог оказываться в своих Кибинцах. В 1808 году поэт предлагает для постановки на любительском театре „Бригадира“ Фонвизина и „Подтипу“ Крылова. Князю Хилкову, женившемуся на побочной дочери Трощинского, предлагалось сыграть Трумфа, Василию Афанасьевичу Гоголю-Яновскому — царя или гофмаршала, Семену Капнисту — царевича Слюняя, роли принцессы, служанки и цыганки отдавались младшим детям Капниста — Ване, Алеше и Владимиру.