Портреты Пером (СИ)

– Завтра поедем покупать игрушки и гирлянды для украшений, – пришлось неудобно потянуться, чтобы выключить лампу, а после устраиваться спиной на сбитой подушке. – И присмотрим тебе платье. Потом закажем саму ель, как обычно, в большом горшке, чтобы дерево осталось живым после праздника. А в субботу её уже привезут. Сможешь сама выбрать, куда её поставить, и будете с Софи её наряжать.

– А тебя опять не будет? – спросила Кэт уже сонно.

Джон в темноте закрыл глаза, надеясь, что сам не увидит кошмара.

– У меня есть работа.

Утром звонил Фолл, насчёт того, что Кэт опять приснился кошмар про особняк. Даже два за ночь. Беспокоящийся папаша думал, что кошмары теперь станут преследовать девочку.

Джек, как раз помешивающий варящийся кофе, прижал телефон плечом к уху. Несколько секунд молчал.

– Думаю, это не опасно, – сказал, наконец. – Скоро всё закончится, она сейчас может реагировать на увеличившееся поле, проецируемое центром проклятия. Может, тебе просто увезти жену и дочку подальше от Лондона?

– Нет, – без паузы отрезали в динамике. – Оно найдёт где угодно.

Джек подсыпал чуть корицы в пенящееся, густо пахнущее варево, и про себя кивнул. Фолл прав.

В трубке напряжённо молчали, ожидая советов. Кофе норовил выкипеть через край, пришлось уменьшить жар.

– Попробуй развешать в доме омелу, остролист и падуб*, – нашёлся Джек, всё-таки перехватывая телефон и отворачиваясь от плиты. Постучал пальцами по краешку стола, быстро соображая. – Во-первых, хуже от этих пучков точно не будет, а во-вторых, сыграешь на... социальном договоре**. Люди верят в чудо, люди развешивают древние обереги, не подозревая об этом. Вера работает. Плюс не будешь выглядеть психом, потому что скоро Рождество. Можешь туда ветки рябины, и ещё этот… напомни, синий такой. Шалфей? Да, точно. Вот его, сушёный. Еловые ветки. Покажи девочке хэндмейд, накупи дизайнерских журналов, ленточек всяких. Пусть мастерит украшения к празднику, вот тебе и защита. Ещё и своими руками изготовит, это, вроде, сильнее действует. Я промолчу про воспитательный эффект.

– Спасибо, – с явным облегчением сказал Фолл, кажется, не уловивший иронии. – Так и сделаю. До связи.

– Угу… А что насчёт...

– Я подготовил комнату, если ты об этом. Вид на сад, тишина, отдельная ванная, тёмные шторы и большие окна. Всё открывается. Несколько ламп, завтра привезу мини-холодильник...

– Я через Джима передам сумку с вещами.

– Буду ждать.

Джон как-то напряжённо попрощался и отключился.

Джек, всё ещё слегка хмурясь, отнял трубку от уха. И тут же, чертыхнувшись, бросил телефон на кресло и кинулся снимать с плиты выкипающий и уже частично пузырящийся коричневой жижей на конфорке кофе.

Джек любит снег. Полюбил его, когда после всё-таки окончания инженерного факультета Сорбонны и поступления в аспирантуру уже в Лондоне съездил под рождественские каникулы на неделю в Россию, на родину Пера – не без помощи того же Фолла получив визу. В России снег был повсюду. Он оккупировал огромные территории, поля, леса, города. В Европе при таком количестве снега объявили бы чрезвычайное положение. А здесь снег шёл и шёл, заваливал всё к чертям, дворы и деревья, площади, здания, а люди спокойно себе расчищали сугробы, не суетились особо, деловито пробирались по снежным завалам с утра и устало топтались по утоптанному снегу вечером, в ранних светло-бежевых сумерках. Детям так вообще было весело.

Тогда, во время блужданий по городу, Джеку подумалось, что на характер Арсеня частично повлияло то, что он именно русский и жил там, где есть снег. Снег приучает бороться, со спокойствием принимая необходимость борьбы.

Посмеявшись про себя пришедшей мысли, вечером в гостинице Джек всё же внёс её в документ, куда записывал впечатления от поездки.

Тогда ему было двадцать семь. Восемь лет назад.

Вернувшись, он отправился в Вичбридж и сравнил. Там как раз лил дождь. И в Лондоне лил дождь, дождь… в общем, это было вместо снега на Рождество.

Джеку хотелось туда, где снег. Иногда, гостя на рождественские каникулы у Джима, он подолгу вечерами смотрел в окно. Хорошо, если дождь не шёл. Иногда он шёл. Джим обозвал его состояние «русской тоской по снегу». Предложил лечить глинтвейном, а долгосрочно – изучением русского языка. Так сказать, приобщением к истокам.

Джек отшутился, что у него и так культурный шок после поездки, а тут ещё русский язык, но к словарям, если случалось оказаться в книжном, стал присматривался, а вскоре даже приобрёл два – обычный и фразеологический.

День выдался серый, с неба сыпал мелкий крупяной снежок. Мёрзла переносица – по ней то и дело почему-то сползали очки, ничерта не грело полупальто, накинутое на рубашку. Да и джинсы явно не по погоде. Джим опять разворчится.

Это в машине тепло, а пока бродишь по внутреннему двору особняка, где всё заросло сухой травой (кое-где выглядывала и свежая, из-под островков снежной крупы), успеваешь продрогнуть. Джек внутрь не заходит, незачем, тем более в этот период, когда старый дом готовится умирать. Хватает и здесь.

Ощущение вибрирующего, словно чем-то растянутого воздуха.