Портреты Пером (СИ)

– Надолго. Хочу посмотреть мир. Может быть, навещу Джима и уговорю его ехать со мной.

– А…

Софи выбирается из его объятий и из тапок. Подходит к окну. Здесь сквозняк холоднее, и она ёжится, обхватывая себя руками. Тонкая ткань сорочки вряд ли спасёт от сквозняка.

– Файрвуд, – договаривает, опуская взгляд. Груди касается гроздью цветов одна из веток в вазе. Обоняние улавливает тонкий яблоневый аромат.

– Может, он решит остаться в Лондоне. Я люблю путешествовать в компании, ты же знаешь, но если Джим не согласится, придётся одному. Фотографу лучше не засиживаться на одном месте.

Софи слышит только голос, ни шуршания одеяла, ничего. А оборачиваться не хочется. Она растягивает губы в привычной светской полуулыбке – может, для своего отражения в стекле.

– Хорошая идея. Присылай мне фотографии иногда. Айрон любит их разглядывать, особенно с животными, да и Кэт… – Имена детей, произнесённые вслух, странным образом отрезвили. Софи аккуратно закрыла окно, чтобы не прищемить рамой тюль и не задеть вазу. – А я, пожалуй, съезжу в особняк ещё раз. Взгляну на картину перед началом работы над этюдами. Живое впечатление от рассказов Фолла не получишь.

Тихо – шаги, и её заключают в тёплые объятия. Арсений целует в ухо, обнимает крепче, прислоняется щекой к волосам. Это безумно ощутимо. Как и его тепло, и желание остаться.

– Я всё равно буду скучать по тебе, девочка. Знаешь, если бы можно было забрать с собой образ полный, не только картинку…

– Провожать не буду, миссис Фолл, – Райан Форс вручил ей фонарик и резким жестом указал на лестницу. – Предупредите, когда будете уходить.

Софи не стала с ним препираться. Живя тут и лишь изредка выезжая по заданиям её мужа вместе с Нортоном, смотритель особняка становился всё нелюдимей и резче. Ей не хотелось лишний раз говорить с этим человеком. С ней он соблюдал формальную вежливость, как Софи подозревала, только потому, что Джон попросил не грубить.

Она поднимается на третий этаж, привычно минует приоткрытую дверь библиотеки, подходит к другой: тяжёлой, чёрной, врезанной в стену. Набирает десятизначный код на панели. Замок тихо пищит, мигает зелёная лампочка разблокировки, дверь – на автоматике – открывается сама. Софи снимает с головы шёлковый платок, оставляя в руках, проходит внутрь. Стук каблуков отдаётся глухим эхом над самым полом, будто не в силах подняться из пыли. Этот звук напоминает птицу со сломанными крыльями. Птиц. Каждый её шаг по полу среди умирающих птиц-звуков. Софи включает один за другим тумблеры на стене сбоку; устроенная Джоном сложная система освещения оживает, наполняя комнату с задёрнутыми шторами слабым, но достаточным светом.

Есть произведения искусства, к восприятию которых нужно готовить сознание; и эти ритуалы – включения света, разведения штор на зеркале – заменяют такую подготовку.

Если вообще можно быть готовым к этой картине.

Раздвинув шторы на зеркале и тут же отвернувшись, Софи проходит в середину залы. Как много раз до этого. Джон, насколько ей было известно, делал так же.

Поворачивается лицом к зеркалу. Выдыхает и открывает глаза.

Эта картина не из тех, которые можно разглядывать непосредственно. На стене лишь её прообраз и слепок; она сама – в зеркале.

Зеркало чистое, без единого пятнышка – Джон следит за этим. От пола до потолка зеркальная стена расширяет зал, уходящий в тёмную бесконечность полотна напротив.

Кукловод и Арсений изобразили фигуры с их Зеркалами стоящими в той же комнате, иллюзорно с помощью перспективы сделав так, чтобы зала продолжалась в их картине и терялась во тьме.

Шестнадцать, исключая Арсения – Софи помнит их по именам из рассказа Фолла.

Эрика – сумасшедшая кудрявая художница – схватилась за альбом и силится тут же зарисовать увиденного в зеркале демона. Взгляд безумный и неземной, вся поза выражает болезненное нетерпение, вытянутость вперёд, желание разглядеть мельчайшие детали. Погибла в особняке одной из первых.

Алиса Грин, настоящая мать Кэт, сжалась в комок на полу, с пустой обречённостью глядя в отражение Охотницы. У неё изрезаны запястья. Арсений не жалел её образ – разорванные царапины, явно от ногтей, швы черными нитями. Умерла в больнице через два месяца после родов.

Мэтт Стабле, «подставной Кукловод», на которого марионетки спихнули перед полицией всю вину, отпрянул подальше от зеркала, прямо в объятия своему демону; он больше похож на животное, чем на человека, с перекосившимся от смертельного страха лицом.

Форс смотрел с презрением – в сторону. Не желал ни за спину, на демона, ни на его отражение вместе со своим.

Кэтлин, девушка, не дожившая до выхода. Её Арсений пощадил; она дремала в кресле, со сползшим пледом, склонив голову набок, и своего демона не видела. Образ даже светлый.