Портреты Пером (СИ)

Исами пыталась обернуться через плечо. Джон говорил, у неё с Арсением были странные отношения, и художник изобразил её с бессильной, угасающей – но любовью. Как дорогого себе человека. Это видно и в светлых тонах кожи, и в волосах, таких живых, густых, блестящих, и в том, с какой тщательностью и воздушностью прописаны черты, с точностью – мельчайшие складки и узоры на одежде. Даже браслет на приподнявшейся руке – каждая деревянная бусина видна так чётко, с глухим бликом от источника освещения в отполированной поверхности; и главное – в том, что художник своим замыслом подарил ей одной осознание. Женщина по имени Исами готова была встретить лицом к лицу своего демона.

Нортон спокоен: он стреляет в стекло. Рука с пистолетом тверда и не дрогнет, взгляд холодный, лишённый эмоций. Его силуэт на картине в зеркале видно хуже всего, потому что напротив реального изображения в стекле застряла пуля, покрыв область зеркала вокруг сетью трещин. Кукловод и Художник вбили её в зеркало, давая понять, как поведёт себя бывший наёмник, увидев демона. И потому отражение его демона тоже искажено и кажется скорее обманом зрения.

Дженни в ужасе. Ей холодно и страшно, она воспринимает своё Зеркало всей поверхностью кожи. Ей тяжело, противоестественно его воспринимать. Ныне жена Нортона и мать твоих детей, вынянчившая к тому же Кэт, прекрасная хозяйка и сильная женщина, здесь она была напуганной девочкой, слишком остро переживающей чужую боль.

Закери Блэквуд. Выученик доктора Файрвуда, сейчас – молодой хирург, работающий в лондонской клинике под руководством всё того же Файрвуда. На картине он смотрит не в стекло, где его отражение только слегка подёрнуто алой дымкой – нет ещё своего Зеркала – а на остальных: не понимает, чего они испугались и откуда ждать опасности.

Энди Уолкман, сумасшедший писатель-фантаст, ныне покойный: умер год назад, написав перед этим целую книгу «по мотивам произошедшего с нами в особняке». Накануне своей смерти он позвонил Джону и спокойно попросил помочь с завещанием, потому что умрёт ровно через столько-то времени и сам не успевает завершить все дела; для Софи это тогда стало шоком. Старика отражение в зеркале почти не волнует.

Как и сумасшедшую Лайзу. Она так и не оправилась до конца, но начала, немного придя в себя, писать книги. «По мотивам» была написана в соавторстве с Уолкманом, хотя Софи и не могла понять, как можно было работать с несносным стариком. В картине Сазерленд на полу, сжавшись в комок, лицо уткнуто в коленки. Разодранная одежда, спутавшиеся намертво волосы. В её фигурке, забившейся в угол, нет надежды. Джон упоминал, что её такую Арсений рисовал с натуры в первые дни сумасшествия.

Рой Ричардсон и Натали Томпсон, жмущиеся друг к другу, инстинктивно отклонившиеся подальше от стекла. В зеркало смотрят с недоверием, на лицах почти одинаковое выражение – будто они цепляются за веру, что над ними злобно подшутили. Сейчас – семейная пара с сыном, Софи забыла только, в каком графстве живут. Впрочем, ей, как и Арсению, они были мало интересны – изображены дальше других фигур и в той части комнаты, где не так много света.

Джек Файрвуд. Нахмуренный, смотрящий искоса, щурящийся. Верит, но делает вид, что не боится. А прямо не смотрит и вряд ли скоро наберётся духу повернуться к зеркалу. Сейчас – преподаватель в университете. По технической специальности. Живёт один. Слегка располневший в свои тридцать семь, любящий научно-фантастические фильмы, вылазки на природу и коллекционирование рецептов глинтвейнов и способов заваривания чая. Как не похож на этого вот – задиристого, непокорного, худощавого и лохматого парня в зеркале. Арсений был в него влюблён. Романтически, не всерьёз, но в образе это чувствуется. Чуть наглее, симпатичнее и обаятельнее, чем в реальности.

Джим… Файрвуд. В него художник обрушил, кажется, всю силу чувства. Если Исами была прописана тщательно и с любовью, то в образе Джеймса, созданного всего-то лишь из масляных красок, бушевала буря, ураган, тайфун. Вся прорва любви, желания, страсти, любования и яростного наслаждения его красотой, горечи и боли от невозможности быть рядом, тепла, которое силился и не мог подарить – всё это Арсений ухнул в краски. Не жалея. В образе Джима был порыв. Тёмный, глубокий и сильный. Он не боялся своего демона, не верил ему и поддаваться не собирался. На картине он только встал с кресла – в руке ещё книга, рука тянется положить её, не глядя, на подлокотник, взгляд – в зеркало, голова чуть вскинута, и в одном этом порыве была готовность действовать, противостоять, если потребуется, но и любопытство. Тёмное и страстное любопытство, может быть, страшнее, чем у демона. И Джеймс Файрвуд был прекрасен. Этот образ попросту завораживал – как и образ его скальпельно-тонко ухмыляющегося из тьмы Зеркала.

Джон-Кукловод впереди. Джон тянется к стеклу.