Портреты Пером (СИ)

– Расплевался? – Джим поднимает брови.

Взгляд уже ищет в Арсении знакомые черты. Вот шрамы на ладонях. Длинный рот, который от усмешки кажется ещё длиннее. Жёсткие волосы даже этот ветер еле колышет.

– Я ни с кем не расплёвывался. Я продолжаю общаться с братом и Джоном.

Теперь хмурится.

– А Джек говорил, что ты ушёл в работу. Что даже пытаться тебя увидеть... – В сером взгляде медленно поступает радость. Ещё неверящая, но парк разом становится не таким серым и холодным. Арсений резко подходит, хватает его за плечи, встряхивает, – Джек врал?! Вот всё это время... Я раз двадцать думал найти тебя, поговорить, и к чертям всё, но твой младший так упорно... чёрт...

– Кажется, он врал не только тебе.

Джим понимает, что должен чувствовать радость. Она будто прогрызается сквозь одеревенелые мышцы лица, пытается разгореться где-то глубоко в груди. Но очень медленно. Неохотно. Даже недоверчиво.

– Как ты здесь оказался? – Вместо всех слов, которые сейчас надо бы говорить. О том, как скучал всё это время. Как жил один, загибаясь с тоски в пустой квартире. Как работал на износ – клиника, преподавание в университете – лишь бы поменьше времени проводить дома.

– Да мимо проезжал, дай, думаю, заверну в парк, пару кадров с прудом... – кивает на свой рюкзак через плечо, где, видимо, фототехника, – а что-то ни кадров, ни даже уток в пруду. Представь, – щурится, в уголках глаз едва заметные морщинки. Чешет нос, шмыгает (на запястье какой-то браслет из мелких бусинок), – выходной насмарку. Никакого желания фотографировать. А тут смотрю, ещё какой-то шиз выбрался в такую холодину к озеру... и кто же знал... что это ты.

– Я живу неподалёку.

Джим делает полшага вперёд, обнимает Арсения. Его куртка мокрая и холодная, и пахнет…

Не сразу выходить распознать запах. Кажется, дым.

Да, точнее (ещё несколько втягиваний воздуха) – дым, осенний холод (не удивительно – в парке), слабый химически сладкий запах ароматизатора из салона автомобиля. Курево немного. И, кажется, сладкий кофе и сандвичи с копчёной курицей и свежими огурцами. Или это уже фантазия разыгралась. Не может же, в самом деле, от кожаной куртки пахнуть огурцами.

Арсений обнимает в ответ. Тыкается холодным носом в ухо.

– А я скучал сумасшедше, – тихо. – Чтобы ещё раз... неважно. На чай пригласишь? А то замёрз, устал, а до дома часов пять ехать.

До дома пять часов

Где ты живёшь

Почему так долго

– Конечно.

Джим теряется в его близости. В запахе, в теплоте – сквозь куртку уже тёплый – в голосе. Отстраняется с трудом, оглядывает, впитывает его взглядом.

– У меня дома овсянка. И чай. – Потом, после секундного раздумья, – ещё полпачки спагетти. Всё.

– Ну, сделаем крюк, заедем в магазин, – Арсений обнимает его за плечи, подталкивает, – пойдём. А то щас уже наяву грезить начну о горячем кофе со сливками. Не будешь против запечённой форели в травах с кабачком и спаржей?

– Я буду против кофе, если тебе интересно.

– Даже против, если его буду пить я? – с усмешкой уточняет Арсений и на секунду чуть крепче прижимает его к себе. – Ну и тиранище. Святой потолок, Джим, я... даже по этому скучал, – заворачивает с обезоруживающей теплотой.

Арсения много. Он шуршит между стеллажами с продуктами, скидывает в тележку яркие пакеты. Разговаривает – Джим почти не слушает его, очередное трындение без определённой темы. В магазине играет негромкая привязчивая музыка. Потом – промозглая серость улицы, пакеты исчезают в багажном отделении джипа. Салон, тёплый и удобный. Тусклое жёлтое освещение подъезда. Холод ключей в руке – провернуть два раза, открыть дверь. Пропустить Арсения с сумками (заупрямился, что потащит один), указать, где кухня.

С его приходом квартира будто оживает. Так же медленно и недоверчиво, как сам Джим. Сразу же нарушается привычный порядок вещей (куртку не повесил, а кинул на тумбочку, рюкзак – тут же), становится много звуков. Из кухни – тёплый свет в полутёмную прихожую. Гремит кухонная утварь.

– Быстрорастворимый кофе – апофеоз падения замёрзшего человека! – заявляет оттуда Арсений под булькание кипящего электрочайника, – поэтому присоединяться даже не зову. А ужина подождать придётся. У тебя во что переодеться будет? Что угодно, третий день не вижу домашних шмоток. Одичал как одинокий мамонт, затерявшийся в ледяной... вот так... – звук вливаемого в кружку кипятка, – пустыне.

– Если ты не будешь против халата.

Полчаса, пока Арсений, переодевшийся в махровый длинный халат (Джим не помнит, откуда он взялся) приплясывает у плиты. Со стоической физиономией прихлёбывает кофе из кружки Джима, переминается с ноги на ногу, шинкует продукты, засыпает приправы, помешивает. И не затыкается.