Портреты Пером (СИ)

– Они становятся всё прожорливее, – заметил профессор, сложив на груди руки, – так что приходится держать их на голодном пайке. Прямо как нас держит этот новый управляющий, – в голосе его послышалось неприкрытое презрение. – Не правда ли, хорошая аналогия? С одним только отличием: моя мера вынужденная. Писем в особняке не так много, как хотелось бы, и я уверен, что нашёл большинство из них в открытых комнатах.

Ну да Джек тогда говорил что Энди собирает по всему дому какие-то бумажки

Когда я только вернулся из будущего

Арсений почти ткнулся лицом в бортик корзины, наконец, проморгался, и сумел различить: по плетёному дну перекатывались эти самые живые угольки. Только они были куда толще тех, что шастали по коридорам, размером примерно с мышь-полёвку. Можно было различить и что-то вроде шерсти, хотя, конечно, обман зрения, просто лучики яркого, концентрированного пламени. Между этих лучиков что-то поблёскивало, множество чёрных и до ужаса напоминающих глаза бусинок. Комочки перекатывались по клочкам листа и жадно поглощали их в себя, пережигая в пепел. Вскоре от разорванных писем остались только серые хлопья.

– Твою мать, – сказал Арсений по-русски, чтобы не вызвать волну возмущения Энди.

– Я исследую их поведение уже три недели. Они питаются, представьте себе, – красноречивая пауза, – памятью, которая наполняет предметы. Чем тяжелее память, тем больше им нравится. Потому, – профессор махнул рукой на раскрытый ящик стола, где лежали несколько стопок писем, – я сортирую письма по содержанию. Те, что описывают душевные, так сказать, страдания или невзгоды адресанта, сложены в стопку с надписью…

– «Десерт из орехового пудинга и какао», – закончил за него Арсений, теперь сообразив, к чему все эти листочки-заголовки.

Ещё в ящике были стопки с надписями «лёгкий завтрак овсянкой и фруктами», «ужин со сменой блюд», «бульон для больного простудой» и «чаепитие в пять пополудни». Оставалось только поразиться тонкому чутью Уолкмана (в сочетании со столь же тонкой иронией), распределившего чьи-то письма на столь абстрактные категории. Это же надо было догадаться, да ещё и рассказывать об этом теперь с такой невозмутимой физиономией.

– Можно мне взять одного? – спросил осторожно, но получилось нетерпеливо и как-то… подпрыгнувшим голосом. – Нужно настроиться на восприятие ада… а самому поймать не получается.

– Ну конечно, Перо! – Энди произнёс это так, будто его удивляла сама возможность отказа. Покивав, запустил руки в корзину и извлёк оттуда один огонёк. Он недовольно покатился по сморщенной коже, но ожогов не оставлял. – Только не забудьте после описать подробно своё впечатление от «ада». Нигде более нельзя исследовать такой феномен, а одностороннее описание только одного наблюдателя – меня самого – может оказаться недостоверным…

Огонёк скатился на подставленные руки Пера. Мёрзнущие от недостатка крови ладони тут же согрело мягким, нежарким теплом.

– Проклятое… тепло, – зачем-то сказал Арсений. – Спасибо вам. Я сам бы ещё неизвестно сколько носился по коридору.

– Пустяки, – Энди уже убирал корзину с остальными «подопытными». – Если это поможет вам отвлечься от чувства утраты. Нет лучшего отдохновения для страдающей души, чем активная умственная деятельность…

Арсений даже на секунду ошалел, потом понял, что Энди это о смерти Тэн.

Кивнув профессору на прощание, он вышел в коридор и понёсся на третий этаж. Комочек перекатывался по его ладоням, по чистым белым бинтам, грел скрюченные пальцы.

На месте, в бальной зале, Арсений уселся на пол, уложил туда же сумку и фонарик. Не обращать внимания на темнеющие зеркала было сложно. В них множилась и удлинялась в бесконечность эта и так немалая комната.

– Ну, хватит лирических отступлений... поехали.

Он вытащил из сумки штук семь набросков, все касались так или иначе последних событий в особняке (рисовал урывками и сквозь боль). Умирающие Перья, распятый в зимнем саду Джим, привязанная к креслу Дженни, Лайза в клетке… Разложил их на полу дорожкой и пустил комок на бумагу. Тот явно обрадовался. Засветился, шерстинки-лучики стали ярче.

– Веди давай, – прошептал Перо, распластываясь на полу. Тепло в пожирании рисунков развил просто-таки рекордную (для контуженного владельца самоката) скорость пол-листа в пятнадцать-двадцать секунд. Он упорно продвигался по разложенной дорожке, а Арсений полз за ним, приникнув телом к холодному полу и не отрывая взгляд от ало-оранжевого комка.

Кто-то там всё мучился вопросом как выглядит дорога в Ад

Да вот так. Хлопайся на пузо и ползи.

По мере того, как он проползал всё дальше за остающейся дорожкой пепла, боковое зрение улавливало изменения вокруг: тьма сменялась на тусклый багровый свет, а он медленно наливался ярко-алым; воздух начал надрывно и тихо звенеть-стонать на одной ноте, а деревянные доски под ним обращались в горячие неровные камни.

Тепло дополз до последнего рисунка, замер там, быстро переработал бумагу, оставив за собой кучку пепла, и вдруг, откатившись чуть дальше, канул в очередной разлом.