Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв

На первое место следует поставить принципиальные разногласия в лагере их противников. Власть имамов Йаруби в Омане, которые правили с 1624 по 1738 г., подрывало внутреннее соперничество, не имевшее параллелей даже в расколотом арабском мире. Имамы были заняты войной с Ираном и португальцами на протяжении почти всего собственного господства. Маратхи также объединялись крайне редко, и им приходилось противостоять врагам в своем тылу. По-видимому, они не собирались нанести Гоа последний смертельный удар, когда в 1739 г. он был готов сдаться на милость победителя. Они хорошо понимали, что в Индии укрепляется власть англичан, и рассматривали португальцев в качестве противовеса. В Африке смерть победоносного вождя Чангамира в 1695 г., возможно, спасла португальцев от поражения, и никто из его наследников уже не смог вновь объединить враждебные белым племена банту. Межплеменное соперничество на Тиморе, начавшееся в незапамятные времена и перешедшее в XIX столетие, привело к тому, что, если какие-то кланы восставали против владычества (зачастую номинального) португальского монарха, последние могли рассчитывать на их завистливых соперников, которые выступали в поддержку роялистов. Даже мусульмане Восточной Африки, принцесса Фазы (Ампазы) и королева Занзибара, оставались верными союзниками португальцев во время борьбы за Момбасу в 1690-х гг. Более того, неудачное командование отдельных португальских военачальников в некоторых кампаниях компенсировалось храбростью и самопожертвованием их подчиненных.

И все же португальцам удалось отстоять свою утерявшую многие территории Восточную империю, хотя им приходилось противостоять не только сильным азиатским противникам, но и бороться с серьезной торговой конкуренцией со стороны процветавших голландской и британской Ост-Индских компаний, удалось благодаря унаследованным от предков качествам, таким, как стойкость и упорство. «Упорством можно добиться многого» – этому правилу португальцы следовали во всех превратностях этой эпохи. Несмотря на катастрофические поражения на море и на суше, на все унижения, которым они подвергались в таких местах, как Макао и Мадрас, португальцы на Востоке всегда испытывали гордость за свой, как они считали, славный XVI век. Они были убеждены, что, будучи наследниками конкистадоров Афонсу д’Албукерки и вассалами своего «могущественного» короля, они тем самым стояли гораздо выше выскочек-купцов из европейских торговых компаний, как бы те ни были богаты. Они были также убеждены в своем превосходстве над азиатами, над которыми столь долгое время господствовали в Индийском океане. Иезуит Франсишку ди Соза (Соуза) в своем труде «Завоеванный Восток» в 1710 г. говорил о «португальском характере, презиравшем все эти азиатские расы». Португалец чувствовал, что Бог на его стороне, хотя Он, как они открыто признавали, в то же время наказывал их за грехи, отняв Малакку, Цейлон, Малабарский берег и Момбасу.

Титул «величайший и могущественнейший» (muito alto е muito poderoso), которым чиновники величали королей в официальной переписке, не был просто фигурой речи, по крайней мере если речь шла о португальцах. Даже если прочие европейцы считали, что такой титул не подходит первым трем монархам из дома Браганса, которые едва ли были ровней Бурбонам, Габсбургам и Стюартам. Один французский миссионер, трудившийся в Сиаме (Таиланде) и Индокитае (1671–1683), заметил, что «если в беседе с португальцем заговорить о могуществе и авторитете его короля, то сердце его сразу же наполняется гордостью и он готов привести любые доказательства в пользу этого». Это чувство гордости присутствовало во всех слоях общества и разделялось представителями всех классов Португалии. Лишь король Жуан IV представлял едва ли не единственное исключение. Однажды он признался французскому посланнику в Лиссабоне, что с удовольствием освободился бы от бремени борьбы за Португальскую Индию, если бы существовал какой-либо достойный выход из создавшегося положения. Но он был первым и последним португальским монархом, сделавшим такое признание. Его наследники не колебались идти на добровольные жертвы ради спасения распадавшегося «Государства Индия». Английский губернатор и советник в Бомбее правильно заметил в 1737 г.: «Португальская монархия уже давно удерживает свои владения в Индии за счет простого средства, она смотрит на них с точки зрения чести и веры». Более того, подобное отношение поддерживали даже «просвещенные» государственные деятели, которые критиковали причуды и экстравагантное поведение короля Жуана V Великодушного. По свидетельству дона Луиша да Кунья, самого опытного португальского дипломата того времени, король соглашался с тем, что «завоевания – вот что делает нам честь и поддерживает нас». Если Португалия еще что-то значила в глазах великих держав Европы, то этим она была обязана в первую очередь своим заморским имперским владениям. И если в 1700 г. Бразилия была самым ценным алмазом в португальской короне, Индия продолжала оставаться самым престижным.