Порубежье (СИ)

Второй по старшинству сын, Посвистом нареченный, покровитель ветра северного, напротив отца сидит, в глаза тому глядит тревожно: всё ли у батюшки ладно? Строг Посвист нравом, но чуть ли не крепче всех отца любит, боле всех беспокоился о его, Бурмила, пропаже. Везде искал, тем самым болезни да невзгоды на явь навевая. Вот ведь судьба, его же мать всю ту кашу и заварила из-за гордыни своей да тщеславия.

За это, к слову, сидит она в тереме, Кощеем наказанная. Но повелитель ветра северного сердце имеет доброе и думает просить поддержки у отца, чтоб тот помог упросить дружка своего бывшего, Кощея, маменьку на волю выпустить.

Воструха-старшая покосилась на второго Бурмилова сына, мысли угадала. Покивала самой себе: это, конечно, нужно, и не из жалости даже, у всех в мире свое предназначение и обязанности. У всех разные, кому-то лечить, кому-то помогать хлебу расти, кому-то дождем поливать. Кому-то хворь насылать. Но вот такой обязанности, чтоб промеж своими, кромешниками, раздоры да клевету сеять, нет! За то и сидит Морена под замком, наказанная.

Рядом с Посвистом старший сын Бурмила — Тепловей, не очень его любят на яви, так как часто приносит с собой жару да засуху, но, как ни странно, со вторым братцем дружат они, друг друга не обижая и не соперничая.

— Дедушко, — обратился Федор к Морозу, — а можно мне спросить? А то мочи нет, любопытство гложет.

— Ну, спрашивай, отрок, коль гложет, — улыбнулся Мороз, а Моревна головой покивала: хороший отрок растет, вежливый, с понятием. Добрый хранитель будет на смену старому привратнику.

— Я спросить хочу, — чуть засмущавшись, начал Федор, — вот вы все Бурмила любите и, как я понял, искали его долго и по яви, и по нави, тот же Кощей в содеянном раскаялся, а как вот так вышло, что найти его никак не могли? А нашли да освободили его богатыри наши, люди простые, никакой волшбой не владеющие?

Многие с интересом уставились на Мороза. Отрок озвучил вопрос, который многих волновал, но ответила Марина Моревна:

— Я скажу, чтоб понятней было. Вот смотри, Федор, ежели ты что-то во гневе в сундук запрешь, ключ выкинешь, а сундук в море-окиян бросишь, где его тебе потом искать?

Все понимающе покивали, а Марина продолжила:

— Вот так и у Кощея вышло, приковал он Бурмила к дубу вековому цепью зачарованной да закинул тот дуб вместе с поляной на саму-саму кромку, считай на явь, куда кромешникам ходу нету, ветрам из-за чар наведенных не видно, в блюдечке моем по той же причине то место не отражалось. А в яви та полянка доступна лишь в полнолуние, и видеть да ступить на нее мог только обычный человек. Но какой же человек осмелится темной ночью в нечистый час по лесу шляться? Да еще когда стоны такие жуткие раздаются?

— Только наш бесстрашный богатырь русский да отбитый на всю башку Фрол Чума, пожалуй, — вставил свой грошик сын фейри.

Фрол глянул на него недобро, обещая некоторым юнцам зеленым «ужо всё припомнить». Припегала заткнулся.

— А как же сняли ту цепь зачаровану богатыри? Да Бурмила освободили?

— Э… А это так было, — начал богатырь Иван-царевич. — Достал я свой меч-кладенец, подхожу к дубу, чтоб цепь перерубить, а Вадька, сердобольный-то наш, говорит: не трожь, ты дуб покалечишь!

— Ну да, это ж дерево, живое оно, — продолжил Вадим. — Стал просить я у дуба разрешения перерубить ту цепь…

— А это дерево ему в ответ знаете что? — Иван обвел взглядом присутствующих. — Нет, говорит это дерево! Не дам, говорит, цепь рубить — и давай меня за ноги корнями хватать! Вот я тут чуть не обос…

— Ну да, — улыбнулся Вадька. — Я сам перепугался знатно, когда корни зашевелились как живые да из земли повылазили. Но рассудил так: всему причина должна быть, верно ведь? Вот я и стал пытать у дуба ту причину…

— И вы знаете, что тот сказал? — Иван перехватил рассказ, пользуясь тем, что Вадька решил пивом горло промочить. — Молвит эта громадина: пока эта зачарована цепь на мне, говорит, меня кабаны не трогают! А то так они ходят, желуди, что с меня падают, роют и корни мои тревожат!

— Конечно, — заступился за дуб Вадька, — ему же больно было. Стали мы думу думать, как тут быть. И Бурмила освободить надо, намаялся, чай, и дуб не покалечить, и цепь ту ему как бы оставить…

— И тут появляется этот чертов кот!

— Какой кот? — удивился Федор.

— Такой, что скатерть-самобранку у нас стащить хотел. Котомку-то мы на краю полянки бросили…

— А, корогуша. Это он всегда что плохо лежит тащит. Природа у него такая.

— Ну вот, смотрю, значит, этот ваш корогуша нашу самобранку упереть пытается, я и накрыл его кафтаном. А нечего воровать!

— Корогуша такой вой поднял, что аж леших переполошил, кикимор и даже баб в ближней деревеньке. Потом успокоились все, и корогуша, хитрый дух, придумал украсть у дуба часть коры его толстой да пару веток нижних. Ну и украл, ловко так! Цепь провисла свободно, и мы Бурмилу выпутаться помогли, да и всё…

— А кот чертов потом всё по этой цепи дуб кругом обхаживал да приговаривал…

— Хорошо ему, оказывается, от той ворожбы, что на цепь наложена, что обычному коту сметанка!

— Ну вот и всё вроде… — закончил Иван.