– Объяснений!
– Я спросил, не что вы требуете, а что вы себе позволяете. – Тайницкий положил бумаги на стол.
– Я себе позволяю всё, но не сразу, – ответил Ржевский, вешая шубу на вешалку и усаживаясь на стул – тот самый стул, на котором во время допроса несколько дней назад чувствовал себя неуютно, а теперь не испытывал никаких неудобств. – Иван Иванович, мы же с вами вместе работаем над делом об отравлении Тутышкина…
– Вместе работаем? Ну, это вы хватили!
– Но ведь это мне мадам Тутышкина и господин Бенский признались в своих преступных намерениях. Мне, а не вам! А ещё я помог добыть улику. Даже две – солонку и рецепт! – Для пущей убедительности Ржевский указал на портрет на стене и как будто в шутку добавил: – Вон и Николай Павлович со мной согласен. Вон как одобрительно смотрит.
Тайницкий оглянулся на портрет, где у государя была всё та же едва заметная снисходительная улыбка, но ничего не сказал.
Ржевский, задумался, что ещё предъявить как довод, но Тайницкий вдруг смягчился:
– Ну, хорошо. Убедили. Так что же вам непонятно в ходе нашего, – слово «нашего» было произнесено с усилием, – расследования?
Поручик оживился:
– Что касается сегодняшнего утра, мне почти всё непонятно. Как вы узнали, что Акакия Башмачкина нужно спрашивать о Бенском? И чем это нам в итоге поможет?
– Уже помогло, – невозмутимо ответил Тайницкий. – Дело почти раскрыто.
– Да?
– Да.
– Значит, Акакий Башмачкин тоже замешан в этом деле, и он рассказал вам что-то важное?
– Да, – так же невозмутимо ответил Тайницкий. – Он рассказал мне, как господин Тутышкин с господином Бенским вместе обкрадывают государство. Тутышкин – начальник соляного отделения, а Бенский – соляной пристав. Очень удобно, если хочешь украсть. И это объясняет, почему Бенский хочет наложить руку на деньги Тутышкина. Бенский считает эти деньги своими. Воры не поделили украденное – обычная история.
– Бенский – соляной пристав? – удивился Ржевский. – Это Акакий сказал?
– Нет, господин Башмачкин рассказал мне, как осуществляется воровство, а то, что Бенский – соляной пристав, я узнал ещё вчера, когда навёл справки.
– А почему вы мне не сказали? – Ржевский снова удивился. – Если б я знал, то больше понял бы в вашей беседе с Акакием.
Тайницкий вздохнул:
– Я хотел вам сказать. Но вчера вечером вам надо было прийти ко мне вечером, а не ночью. Ночью мне очень хотелось спать, и я едва смог выслушать ваш рассказ об аптеке. Утром, когда мы ехали проверить адрес на рецепте, я ещё не вполне понимал, что к чему. У меня были лишь смутные догадки. Но когда вы сказали, что господин Башмачкин служит в соляном отделении, тут пасьянс и сложился. Я всё понял.
– А я не понял почти всё. То есть ничего не понял.
Ржевский почувствовал, будто вместо головы – пустой звенящий котёл. Такое же ощущение владело поручиком, когда Акакий рассказывал ему о способах воровства в соляном отделении.
Тайницкий принялся объяснять:
– Господин Тутышкин и господин Бенский много лет наживались на торговле государственной солью, но для своих дел им нужен был ещё человек. И это оказался господин Башмачкин, которого Бенский использовал для подделки бумаг, а Тутышкин как начальник соляного отделения, старательно закрывал на всё глаза.
В голове у Ржевского тоже начал складываться некий пасьянс, а Тайницкий, помолчав мгновение, продолжил:
– Башмачкин сознавал, что делает, но сам с этого не получал никаких выгод. Он – человек маленький, а с подобными людьми всегда так: их под страхом увольнения со службы вовлекают в преступление, а позднее сваливают на них всю вину. Бенский не делился с Башмачкиным барышами и платил за «переписывание бумаг» всего ничего, а затем, когда решил, что наворовано достаточно, захотел ещё и выставить Башмачкина убийцей. Поэтому в рецепте на яд указал имя и адрес Башмачкина.
Поручик вскинул брови.
– Но не всё ли равно, чьё имя в рецепте, если бы этот рецепт так и остался лежать в аптеке? Ведь по замыслу Бенского никто не должен был узнать, что Тутышкин отравлен.
– Боюсь, что на счёт замысла вы заблуждаетесь, – возразил Тайницкий. – Я почти уверен, что господин Бенский собирался выдать Софью Тутышкину властям. Но думаю, он хотел сделать это уже после того, как женится на ней и завладеет деньгами её покойного мужа, которые считает своими.
– Выдать?
– Да. Составить анонимный донос. Дескать, она отравила прежнего мужа, для этого вступила в сговор с вами и с господином Башмачкиным, а господин Бенский ни при чём. На рецепте имя не его, и солонку он даже в руках не держал. Так что, если бы Софья Тутышкина в ходе следствия начала говорить против Бенского, ей бы не поверили. Ведь к тому времени Бенский успел бы уничтожить все бумаги, хоть как-то уличающие его в воровстве соли.
– А Акакию, если б он стал рассказывать о воровстве Тутышкина и Бенского? – спросил Ржевский.
– Башмачкину без бумаг тем более не поверили бы, – ответил Тайницкий. – Он – человек маленький. Таким людям никто не верит, и свидетельства их не принимаются судьями в расчёт.