Поручики по адмиралтейству

Дредноут начал терять скорость, так что, пока шла перезарядка, я устремился в погоню за вторым: один остановил и другой остановлю. А потом и крейсеру достанется, если до него руки дойдут. Уже час как рассвело, вокруг светло, всё видно. Кстати, на крейсере стояли какие-то зенитки, два орудия били, на дредноутах я такого пока не видел. Солнечные лучи в глаза бьют, германцы мажут, но могут и попасть (случайно), так что от крейсера я пока старался держаться в стороне. Хотя нет, на дредноутах тоже зенитки были, и также две.

Я сделал классический заход Баталова, как он называется в инструкции по боевому управлению дирижаблями. Поднялся на два с половиной километра и скинул партию из трёх тяжёлых бомб. Попал двумя, но тут и цель такая, что сложно промахнуться. Куда я попал, не знаю, точно где-то в районе носа. Скидывал по курсу боевого корабля, рассчитав, что, пока он идёт, а бомбы падают, встретятся они как раз в районе мостика. Но я немного ошибся со скоростью дредноута и попал в носовую часть.

Алексей, наблюдавший за происходящим в бинокль, видел, как одна из бомб проломила люк в носу и исчезла внутри. А потом произошёл взрыв. Бомбы были мощные, а взрыв артпогреба добавил разрушений. В результате носовая часть дредноута серьёзно пострадала. Ещё не факт, что корабль утонет, но он уже экстренно сбрасывал скорость, пока вода проникала в корпус через трещины в носовой части и выбитые заклёпки.

Два дредноута остановлены, никуда они теперь от меня не денутся, и я решил всё же взять и «Мольтке», погнавшись за ним. Он убежал за горизонт, но после двух часов погони я его нагнал и вышел на первую атаку. Тут потребовались пять заходов (уж больно он крутился) и четыре тяжёлые бомбы, причём две из них во время разных сбросов попали в одно и то же место. Сначала одна проделала дыру в палубе кормы, а через полчаса по чистой случайности туда влетела и вторая, в результате чего крейсеру были нанесены серьёзные повреждения.

Было уже девять утра, «Мольтке» кренился на корму и тонул, потеряв ход, а мы возвращались к дредноутам: их нужно добить. Думаю, все бомбы потрачу. Вот честно, сомневаюсь, что на дно их пущу, слишком крепкие у германцев корабли, но хоть изувечу всю артиллерию, разнесу, что есть – так, что не восстановить будет. Небо пока чистое, да и даже если германцы пошлют сюда свои дирижабли (у аэропланов дальность не та), не факт, что они успеют.

Так что мы вернулись ко второму дредноуту. Нос у него был изувечен, и он сел в воду настолько глубоко, что волны захлёстывали носовую часть. Команда отчаянно пыталась спасти корабль. При этом я отметил, что часть их, около двух сотен, уже сели в шлюпки и отошли от корабля. Это, видимо, те, кто сейчас не нужен, и командир решил спасти их. Многие матросы прыгали в воду, видя приближающийся русский дирижабль. Вот только зря.

Я резко увёл «Возмездие» в сторону и начал экстренный подъём: пушки «Кайзерина» (большая их часть) наводились на меня, и высоты подъёма стволов хватало, чтобы поразить дирижабль. Впритирку снизу пришли два тяжёлых снаряда крупного калибра, однако я ушёл от них, поднимаясь и двигаясь к «Кайзерину», дрейфовавшему в тридцати километрах от нас. Хорошо, что Алекс отслеживал его в бинокль, иначе дело было бы плохо.

Мы ушли в мёртвую зону и зависли над «Кайзерином» на трёх километрах, после чего начали спуск. Тратить бомбы впустую, скидывая их с высоты, где большой разброс, я не собирался. С двух буду кидать.

Зависнув над дредноутом, я стал по одной скидывать тяжёлые бомбы. Пять штук сбросили, и только одна вошла в воду у борта дредноута. Команда спешно спускала уцелевшие шлюпки, матросы прыгали в воду, пожары и дым закрыли корпус мощного боевого корабля, а я всё скидывал бомбы. На пяти я остановился: дредноут горел хорошо. Может, выгорит дотла?

После этого я вернулся к другому и также стал по одной скидывать бомбы. И тут заполыхали пожары от мостика и до кормы. Нос всё же погрузился. Трёх бомб хватило, чтобы дредноут задрал корпус и стал походить на поплавок. Вдруг корма легла обратно, и я понял, что корабль переломился, не выдержав чудовищного веса. Вскоре корма скрылась под водой.

Эсминцев на горизонте не было. Я приказал спускаться к шлюпкам, а пулемётчикам – встать к оружию. Мы спустились, и я через грузовой люк, опознавшись криком, определил в шлюпках старшего офицера, который являлся штурманом, и пригласил его на борт, дав слово офицера, что верну его обратно. Штурман не стал отказываться. Ему спустили скамейку, а затем вместе с ней подняли на дирижабль. Германец с интересом крутил головой и заметно удивился, увидев Алекса, который попался нам в переходах.