Пощёчина генерал-полковнику Готу

– Первая линия нашей обороны – железнодорожная насыпь с артиллерийской батареей и четырьмя врытыми БТ перед ней, по два на флангах. Там же, на флангах, бронебойщики и пулемётчики. Вторая линия обороны – сапёрный взвод и у него на флангах три врытых БТ, один справа и два слева. Третьей линией будем считать саму деревню с домами и хозпостройками. Запомните, вначале пойдёт разведка на мотоциклах, за ней – мотопехота на бронетранспортёрах и грузовиках. Артиллеристам и танкистам молчать, не выдавать себя. Разведку и мотопехоту уничтожаем ружейно-пулемётным огнём, бронетранспортёры – противотанковыми ружьями. Боеприпасы экономить, противника подпускать ближе и бить наверняка. Артиллерия и БТ вступают в бой только с танками. В случае прорыва немцами первой линии, все организованно отходят в траншею сапёров, а затем к деревне. С флангов нас не обойти – сапёры заминировали придорожную территорию, слева от деревни ручей с болотиной, справа – лес. За нами Минское шоссе. Туда враг прорваться не должен. Такова, товарищи, задача, поставленная нам командованием.

Про имевшийся в его распоряжении тяжёлый танк КВ с мощной 76-мм пушкой Гордеев никому не сказал, даже старшему лейтенанту Лапшину. КВ был главной составляющей оборонного узла, секретом, дубиной, способной проломить броню всех имевшихся в распоряжении немцев средних танков – Т-III и T-IV. Гордеев спрятал танк с экипажем в большом сарае на окраине села и выставил караул, никого не подпускавший к «засекреченному» объекту. Знали об объекте только сержант Уколов и старшина Ефременко, носившие еду танкистам.

После совещания Гордеев с Ефременко и Уколовым поднялись на чердак дома, где ещё недавно располагалось правление местного колхоза. Дом стоял на возвышении, отсюда, как на ладони, была видна вся округа – просёлок, уходивший на юг, прилегавшие к нему низины, железная дорога с высокой насыпью и спрятавшейся в ней батареей, брошенное село, лес, тянувшийся к Минскому шоссе, укрывший артиллерийских лошадей с коневодами. Гордеев остался довольным. Артиллеристы, танкисты, сапёры и бронебойщики хорошо поработали, добротно замаскировав свои позиции. Он приказал Уколову протянуть сюда, на чердак, связь.

– Здесь будет основной командный пункт.

По приказу Гордеева связисты проложили телефонные провода от его КП к артиллеристам, врытым в землю танкам, сапёрам, наладили перекрёстную телефонную связь.

Обед выдался на славу. Красноармейцы просили добавку, нахваливали густые, наваристые щи и кулеш. Давно они так сытно не ели. Ефременко подошёл к обедавшим командирам, с минуту помялся и с надеждой обратился к Гордееву:

– Товарищ капитан, разрешите гусей на ужин пустить? С картошечкой потушим.

Гордеев оглядел командиров.

– Как, товарищи командиры, – с улыбкой спросил он, – побалуем бойцов?

Все дружно поддержали старшину. Один лишь Лапшин невесело поглядел на Гордеева и скептически вымолвил:

– Если будет он, ужин этот.

Наблюдатели из артиллерийской батареи заметили в прозрачном небе высоко кружившего немецкого разведчика, «раму», как окрестили самолёт бойцы из-за его двухфюзеляжной конструкции. Отдыхавшие после обеда красноармейцы спорили, по чью душу он прилетел – на Ярцево наведёт бомбардировщики или на их оборонный узел.

– Не, не к нам, – авторитетно заключил сержант, командир орудийного расчёта, – мы для авиации цель незначительная. Что вошь на слоне. Не прилетят.

Бомбардировщики прилетели ровно в три пополудни.

22

Немцы бомбили село на всякий случай, небрежно, для порядка. Видимо, «рама» особо ничего не разглядела. Тройка Ю-87 даже и не пикировала, бомбы сбросила с большой высоты. Основная их часть упала в болото, несколько угодило в лес, побив несколько лошадей и легко ранив ездового. Одна бомба рухнула в самом центре села, зарылась на метр в песок и не разорвалась. Сапёры повозились и бомбу обезвредили.

Ещё не закончили обсуждения неудачных для немцев и относительно удачных для нас результатов бомбёжки, ещё обед не успел уложиться в желудках, бойцы и командиры ещё не докурили послеобеденные папиросы и цигарки, вернулись высланные утром разведчики из взвода управления батареи Лапшина. Младший сержант доложил Гордееву:

– Немцы, товарищ капитан, в трёх верстах отсюда. Впереди мотоциклы, крытые грузовики и бронетранспортёры. Полагаю, до двух рот мотопехоты. Танков не видели. Видать, далековато ещё.

– Спасибо, братцы, ступайте обедать.

Гордеев отдал приказ «к бою». Прекратилось всякое движение, каждый занял отведённое ему место. Алексей зашёл на КП к Лапшину. Комбат оторвался от стереотрубы, улыбнулся.

– Не волнуйся, командир, не подведём. Пехоту пропустим.

С тяжёлым сердцем Гордеев ушёл на свой командный пункт. Увидев там сидевшего и курившего с Уколовым и Ефременко командира КВ, младшего лейтенанта Люлина, приказал ему:

– Не вздумай, Люлин, вылезать из засады без приказа. Когда потребуется, сам займу в башне командирское место, а ты сядешь за наводчика. Всё понял?

Люлин не привстал с ящика, обиженно шмыгнул носом, ответил не по уставу:

– Что ж тут не понять, я понятливый.