Пощёчина генерал-полковнику Готу

Обер-лейтенант Фалле, не выспавшийся, злой от вчерашнего разноса в штабе полка, проклиная погоду и эту паршивую страну, сам решил командовать передовой группой роты. Он выгнал с командирского места фельдфебеля Таубе, велев тому занять место пулемётчика, и приказал по рации роте начать движение. Подъехав почти вплотную к насыпи и не встретив сопротивления, Фалле уверился в гибели русских. Он приказал спешиться и прочесать село. Как только пехота высыпалась из бронемашин и грузовиков, насыпь ожила. По бронетранспортёрам и машинам били противотанковые ружья, пехота напоролась на жестокий огонь двух «максимов» и двух трофейных МГ-34, в немцев полетели их же противопехотные гранаты. Фалле погиб в подбитом бронетранспортёре. Потеряв три бронемашины и несколько грузовиков, немцы вновь стали отходить, унося с собой убитых и раненых.

Узнав об очередном конфузе, командир 20-й танковой дивизии генерал-лейтенант Хорст Штумпф обозвал командира мотопехотного полка подполковника Зимона недоноском и приказал ему убираться ко всем чертям. Генерал не мог забыть тот страшный день 13 июля, когда в районе Велижа его части были встречены пограничным отрядом НКВД и батальном народного ополчения, сколоченным из каких-то юношей в штатской одежде. Русские целые сутки сдерживали дивизию, потерявшую 60 танков и бронетранспортёров и до батальона пехоты. Русские буквально закидывали танки сотнями бутылок с горючей смесью. Тогда он впервые ощутил на себе гнев командующего 3-й танковой группы генерал-полковника Гота, тихо и зло сказавшего Штумпфу:

– Это пощёчина, Штумпф. Пощёчина мне лично. Полагаю, такое больше не повторится.

И вот, всё повторяется снова. Генерал почувствовал противный холодок, пробежавший по спине. Ещё не хватало в самом начале русской кампании попасть в немилость к фюреру. Тогда конец карьере, позорная отставка без пенсии… Нет, этого допустить нельзя. Он уничтожит сегодня русских и оседлает Минское шоссе. Генерал отдал приказ командиру 21-го танкового полка возглавить наступление.

Видимость была отвратительная. Убористый дождь словно сетью с мелкой ячеёй накрыл всё вокруг. Лапшин заметил в стереотрубу танки, когда те подползли к насыпи уже метров на сто. Он отдал команду «к бою», и в этот момент ударили врытые в землю четыре БТ-7. Идущий первым легкий Т-38 чешского производства был подбит, загорелся, потеряв гусеницу, развернулся на девяносто градусов и перекрыл дорогу. Колонна остановилась, и БТ стали методично её расстреливать. Когда подбили шестой танк, немцы, то ли забыв о минах, то ли в отчаянии, стали обходить горевшую технику по обочинам. Первым взрывом противотанковой мины один Т-38 подбросило вверх, башня сорвалась с погона и отлетела в сторону. Другой танк, напоровшийся на мину, перевернулся, и его гусеницы ещё несколько минут молотили по воздуху. Немцы стали пятиться назад и потеряли на минах ещё две бронемашины.

Обер-лейтенант Хельмут фон Харнак, командир передовой роты 21-го танкового полка наблюдал весь этот кошмар в бинокль из люка своего Т-38. Потеряв две трети танков роты, он не запаниковал, офицером он был опытным и упрямым. Он решил идти напролом. Растолкав танками всю подбитую технику с просёлка, последние пять бронемашин немцев рванули к насыпи.

Встретила их батарея Лапшина. Легкие чешские танки были неплохими машинами, с надёжными двигателями и крепкой подвеской, лучше старых лёгких немецких Т-I и T-II. Но их пятнадцатимиллиметровая броня легко пробивалась бронебойными и подкалиберными снарядами советских 45-мм пушек. Последние танки роты фон Харнака были подбиты. С трудом выбравшегося на броню горевшего танка, раненого обер-лейтенанта подхватили под руки танкисты других подбитых машин и утащили в тыл.

Ещё одна атака немцев была отбита. Просёлочная дорога и большой пустырь перед железнодорожной насыпью были забиты уничтоженной немецкой техникой. Сильный дождь прибивал огонь на последних подбитых танках, не позволял расползаться удушающим запахам горевшего металла и сожженных человеческих тел.

Не успел Гордеев получить доклады командиров подразделений о потерях, как начался новый артиллерийский обстрел. Немцы засекли врытые в землю БТ и спрятанную в насыпи противотанковую батарею, и в этот раз огонь гаубиц был направлен на них. Тяжёлые снаряды буквально перепахали насыпь. В том месте, где стояли пушки Лапшина, образовался огромный пролом; повсюду торчали железнодорожные шпалы; закрученные в спирали рельсы придавали этой жуткой картине какой-то сюрреалистический вид. Два БТ, врытые справа от просёлка, немцы уничтожили. Те, что зарыли слева, были невидимыми за густым дымом от горевших немецких танков.

Рядом с гордеевским КП разорвался снаряд. Взрывной волной снесло крышу дома, и чудом оставшиеся в живых Гордеев, Уколов и связист оказались под открытым дождливым небом. К ним поднялся младший лейтенант Люлин.

– Товарищ капитан, может, пора уже? КВ с прогретым движком стоит.

Гордеев строго глянул на танкиста и буркнул:

– Брысь отсюда!