— Да не могу я тебя отпустить-то! — чуть ли даже громила не заныл, и ручищи мясистые к груди приложил, — Боюся я ведь сеструхи своей, как есть её опасаюся. Она же ведьма, Иван, страшная чародейка! Ещё порчу какую-нибудь на душу мою напустит — и мне капут! Я ведь тебе не колдун: обороняться от чар не могу…
— Эх! — вздохнул он с сожалением, — Ничего уже тут не поделаешь. Буду я сейчас тебя есть.
И он ручищи пошире растопырил и к Ивану враскаряку двинулся. А тот аж на месте застыл и будто ногами к смоле прилепился. Ну, в шоке же малый был, коню понятно!
«Всё, пропал! — пронеслась у него в голове мысль отчаянная, — Тут уж сделать ничего нельзя: не убежишь никуда и более его не обманешь. Эх, был бы на моём месте Солнцев Посланец, — шибанула ему в разум мысль огорчающая, — вот он бы уж точно с проглотом этим справился!»
И только он так там подумал, как вдруг чует — бум! — сердце в груди у него колотнулось, и сильный жар по телу всему распространился. А руки-то, руки! Ну, будто бы не ручонки плотные у него теперь были, а… какие-то огненные вихри вместо них крутилися!
И понял тут Ваня отчётливо, что это он не со страху там чокнулся, а просто второе «я» ему эдак-то помогает. Поглядел он на Силослаба надвигающегося, и будто не верзилу увидел весом в тонну, а — куклу некую циклопическую, воздухом сплошь наполненную.
Заложил тогда Ваня пальцы себе в рот да как свистнет что было мочи.
И орёт этому гадскому людоеду, жаждущему котлеток из Вани отведать:
— А ну-ка стоять, великанская твоя морда, а то я за себя не ручаюсь! Если ещё хоть шаг вперёд сделаешь, то я вторую половину твоего имечка на место первой переставлю. Станешь тогда Слабосилом ты у меня, а не Силослабом!
— Хэ-хэ-хэ-хэ! — расплылся циклоп в ухмылочке зловещей, — Врё-о-шь! Меня больше не обманё-о-шь! У меня теперь аппетит на тебя разыгрался страшный!
Взмахнул Иван тогда руками своими, смерчами, и такую думку в душе своей загадал: «А ну — пусть этот толстомясый попляшет у меня да поваляется, дабы неповадно ему было людоедством более заниматься!»
И вот же дела — а и действительно громила принялся вдруг шататься, будто пьяный, да на месте стал забавно скакать. Ваня чуть-чуть руками лишь двигает, а этот топтыга дёргается прямо неистово. Этакий хип-хоп он там устроил, что если бы кто его видал, то натурально от ржаки бы помер.
А Ваньке и этого мало. Стал он сбоку набок малёхи качаться, а энтот амбал на землю со всего маху принялся брякаться. А туша-то у него была дебёлая, и побился циклопище будь здоров. Орёт он со страху не своим голосом, да не членораздельные словеса-то выговаривает, а верещит, будто гигантская обезьяна. Ополоумел, видимо, от этой всей непонятки.
Тогда Ваня наказания ему снова добавил и стал сам себя кулаками слегка поколачивать. А зато Силослаб, сделавшийся неожиданно Слабосилом, со всей своей дури по харе себя колотил. Этакие синячищи он на рожу себе поставил, что сделался под стать самому Ване после избиения его Курняевской бандой.
— Спасите! Рятуйте! — наконец, речь человеческая к верзиле вернулась, — Пощади, Иван! Я виноват! Я больше не буду! Оу-у! У-у-у-у! Да ну её к лешему, эту человечину!
— Ладно, — промолвил Иван и мысленно вихри в руках своих утишил, — Так и быть, помилую я тебя на этот раз. Но гляди у меня, людоед хренов — чтоб о мясе человечьем и думать больше не смел! Обещаешь?..
— Ага-ага! Обещаю! — возопил Силослаб обрадовано, — Да чтоб я хоть ещё разок об этом помыслил — ни в жисть! Божуся!
И он даже трижды истово перекрестился, что было для этого мира событием диким и явно непривычным.
— Тогда я пошёл, — усмехнулся Ваня, — Покедова, бывай! Оставайся, так и быть, пока Силослабом.
Да и двинул, посвистывая, к осиновым волшебным вратам.
Белый свет встретил его радостно. Ненастье прежнее куда-то вдруг пропало, и неяркое осеннее солнце с неба ему теперь сияло.
Наклонился Иван над срубом, в самого себя внимательно вгляделся, но отражение его было совсем обыкновенным. Оно, как и Ваня, смеялось и ни одним жестом чудесного давешнего состояния более не выдавало.
— Спасибо тебе за всё, Солнечный Посланец! — помахал ему рукою Иван, — Прощай!
И таинственный старинный сруб ответил ему колокольным мелодичным звучанием, но голоса Молодца из колодца Ваня более не услыхал.
Видимо, стал наш Иван и сам-то Солнечным Посланцем, и его второе «я» во всём, наверное, с первым сравнялося.
А по дороге домой Ваня всё большим и большим негодованием к Веране наполнялся. «Ишь же, подлая негодяйка, — возмущение в душе его клокотало, — повелела братцу своему туповатому меня сожрать! Ну да подожди же у меня — я те тоже устрою подляну!..»
Заехал он по пути в первую попавшуюся аптеку и купил там сильного поносного зелья. Затем выкинул в мусорную корзину Силослабовы эти таблетные кругляки и наполнил опорожнённый бутылёк пилюлями своими слабительными.
И вскорости пред очи мачехи он явился.