Утром воскресным, под звон крутобёдрых колоколов,доносящийся с привокзальной площади, выйти глотнутьсвежего воздуха на балкон, и поёжиться, ни правильных словне находя, ни возгласа. Пасмурно в нашей провинции,хорошо бы в путьк ясновельможным краям, где остроколючий каштани грецкий орехв тёмно-зелёной шкурке падают, катятся,колотясь о щербатый гранитмостовых. День, туманный и влажный, саднит,как неотпущенный грех.Ранит, оставит, пригубит, выпьет до дна,без особой горечи побранит.Прекращают любые колокола свой возмущённый гул,да и я притих,я, подёнщик (или подёнка), наизусть не помня молитвы,словно один из нас,собираю рябину и терпкие райские яблочки в сквериках,с городскихбеззащитных деревьев, пока ещё не стемнело. Который час?Значит, близится вечер, следует выпить чаюс вишнёвым вареньем, прилечьна диван, не раздеваясь, и закурить, и смахнуть с ресницосеннюю паутину, продолжив листать учебник «Родная речь»для говорящих бобров, бессловесной плотвы и невеликих,но певчих птиц.
«Так долга и необратима, так требовательна, и всё-таки выкрикнуть „каюсь!“…»
Так долга и необратима, так требовательна,и всё-таки выкрикнуть «каюсь!»не хватает времени. (Больше радости Господу об одном…)Немаясцена, как в «Ревизоре». Прошлое отдаляется,по-стариковски спотыкаясь,сутулясь, стыдясь своей нищеты и отсталости, понимаячто за последние тридцать лет сталонеисчислимо больше глянцевыхеженедельников, мусульман-камикадзе,северокорейских реакторов на быстрыхнейтронах. Постепенно Италия, да и Англия,стали заметно дороже Франции,безвозвратно исчезли опасные бритвыи приёмники на транзисторах,даже пейджеры, еле успев войти в анекдотыо новых русских, приказалидолго жить. Не говорю уж о бюстах Дзержинского,о субботниках по уборкемалолюдных осенних парков, народных гуляниях,шёлковом знамени в актовом залемоей гулкой, пропахшей хлоркой школы у Патриарших.Дело обычное. На задворкибытия, в чуланы с кладовками, сбрасывается отжившее,в мир инойпереселяются умники и лгуны, горбуны и красотки,как предписал Всевышний,и спесиво глядят в зеркала новые поколения, не замечая,зачем ночнойдождь еле слышно стекает по облетающим веткамбесплодной японской вишни.
«В этих влажных краях сон дневной глубок, словно блеск канала в окне…»