Каждому веку нужен родной язык,каждому сердцу, дереву и ножунужен родной язык чистоты слезы —так я скажу, и слово своё сдержу.Так я скажу, и молча, босой, пройдунеплодородной, облачною страной,чтобы вменить в вину своему трудуставший громоздким камнем язык родной.С улицы инвалид ухом к стеклу приник.Всякому горлу больно, всякий слезится глаз,если ветшает век и его родникпересыхает, не утешая нас.Камни сотрут подошву, молодость отберут,чтоб из воды поющий тростник возрос,чтобы под старость мог оправдать свой труднеутолимым кружевом камнетёс.Что ж – отдирая корку со сжатых губ,превозмогая ложь и в ушах нарыв,каждому небу – если уж век не люб —проговорись, забытое повторивна языке родном, потому что вновьв каждом живом предутренний сон глубок,чтобы сливались ненависть и любовьв узком твоём зрачке в золотой клубок.
ВОСПОМИНАНИЕ О БРЮСОВЕ
1. «Эй, каменщик в фартуке! Что ты…»
– Эй, каменщик в фартуке! Что тывозводишь?– Вали-ка, дурак,я занят серьёзной работойсекретною, бесповоротной,не для либеральных зевак.Но с прежней писательской страстьюканючит властитель сердец.Он ищет вселенского счастья,гуманный, взыскательный мастер,общественных нравов боец.Не лучше ль ему отравиться,когда, взбеленившись, плебейвонзает вязальную спицув глаза очевидцу, провидцу,и если прикажут «убей» —убьёт. И солжёт, не скрываябесстыжего взгляда. Но барднастаивает, прозревая,что жертвенность есть роковаяв раскладе божественных карт.И вот – замирает у гробароссийской словесности. Ах,ужель эта злая особа —былая красотка, зазнобав легчайших атласных туфлях?А каменщик в кепке неброской,творец государственных мест,смывает с ладоней извёстку,и, выпоров сына-подростка,говядину жёсткую ест.
2. «Словно тетерев, песней победной…»
Словно тетерев, песней победнойразвлекая друзей на заре,ты обучишься, юноша бледный,и размерам, и прочей муре,за стаканом, в ночных разговорахнасобачишься, видит Господь,наводить иронический шорох —что орехи ладонью колоть,уяснишь ремесло человечье,и ещё навостришься, строка,обихаживать хитрою речьюнеподкупную твердь языка.Но нежданное что-то случитсяза границею той чепухи,что на гладкой журнальной страницевыдавала себя за стихи,что-то страшное грянет за устьемтой реки, где и смерть нипочём, —серафим шестикрылый, допустим,с окровавленным, ржавым мечом,или голос заоблачный, или…Сам увидишь. В мои временаэтой мистике нас не учили, —дикой кошкой кидалась онаи корёжила, чтобы ни бури,ни любви, ни беды не искал,испытавший на собственной шкуреневозможного счастья оскал.