Послания Ивана Грозного

милость, и яз бы што за человек?».

Ничто не напоминает в этой переписке витийственной, поднятой на

ходули риторики XVI в. Читая переписку «Васютки» Грязного и Ивана

Грозного, забываешь, что оба были разобщены огромным по тому времени

расстоянием, что письма доставлялись с трудом, доходили через многие

месяцы. Перед нами свободная беседа, словно записанный разговор, - оба

перекидываются шутками, как бывало «за кушанием».

Гораздо сдержаннее и официальное Грозный в своей переписке с князем

Курбским, бежавшим в Литву. В письмах Грозного к Курбскому меньше

специфических «грозновских» черт. Между царем н изменником не могло

быть той непосредственности, какая была в письмах Грозного к своему

любимцу Василию Грязному или в письмах к кирилло-белозерским

монахам. Грозный выступает здесь с изложением своих взглядов как

государственный человек. Не случайно переписка Грозного с Курбским

обращалась среди московских людей в качестве материала для чтения.

Грозный стремится дать понять Курбскому, что ему пишет сам царь -

самодержец всея Руси. Свое письмо он начинает пышно, торжественно. Он

пространно говорит о своих предках. Курбский верно почувствовал тон

письма Грозного, назвав его в своем ответе «широковещательным и

многошумящим». Но и здесь, в конце концов, дает себя знать

темпераментная натура Грозного. Постепенно, по мере того как он

переходит к возражениям, тон письма его становится оживленнее. «А

жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмя!».

Бояре, такие, как Курбский, похитили у него в юности власть: «от юности

моея благочестие, бесом подобно, поколебасте, еже от Бога державу,

данную ни от прародителей наших, под свою власть отторгосте». Грозный

резко возражает против мнения Курбского о необходимости ему иметь

мудрых советников из бояр. В полемическом задоре Грозный называет

бояр своими рабами. Повторяющиеся вопросы усиливают энергию

возражений. «Ино се ли совесть прокаженна, яко свое царство во своей

руце держати, а работным своим владети не давати? И се ли сопротпвен

разумом, еже не хотети быти работными своими обладанному и

овладенному? И се ли православие пресветлое, еже рабы обладанну и по-

велениу быти?». «А Российское самодерьжьство изначяла сами владеют

своими государьствы, а не боляре и не вельможи». «Царь - гроза не для

добрых, а для злых дел; хочешь не бояться власти - делай обро, а делаешь

зло, бойся, ибо царь не в туне носит меч - в месть злодеям...».

449

Постепенно тон письма становится запальчивым. Он с азартом

издевается и высмеивает Курбского, отпускает такие насмешки, которые

уже лишены всякой официальности. Так, например, в первом письме к

Грозному, «слезами омоченном» Курбский перечислял все обиды и

преследования. В обличительном порыве Курбский в конце концов

обещает положить свое письмо с собою в гроб и явиться с ним на

Страшном судище, а до того не показывать Грозному своего лица. Грозный

подхватил и вышутил это самое патетическое место письма Курбского:

«Лице же свое, пишешь, не явити нам до дне Страшнаго суда Божия? - Кто

же убо восхощет таковаго ефиопскаго лица видети!».

Грозный мог быть торжественным только через силу. Он был чужд позы,

охотно отказывался от условности, от обрядности. В этом отношении он

был по-настоящему русский человек. Грозный, на время вынужденный к

торжественности тона, в конце концов переходит к полной естественности.

Можно подозревать Грозного иногда в лукавстве мысли, иногда в подгонке

фактов, но самый тон его писем всегда искренен. Начав со стилистически

сложных оборотов, с витийственно-цветистой речи, Грозный рано или

поздно переходил в свой тон, становился самим собой: смеялся и глумился

над своим противником, шутил с друзьями или горько сетовал на свою

судьбу.

Это был поразительно талантливый человек. Казалось, ничто не

затрудняло его в письме. Речь его текла совершенно свободно. И при этом

какое разнообразие лексики, какое резкое смешение стилей, какое

нежелание считаться с какими бы то ни было литературными

условностями своего времени!..

Еще больше непосредственности во втором, кратком, письме Грозного

Курбскому, написанном им после взятия русскими войсками Вольмера -

города, в котором жил некоторое время, спасаясь от Грозного, Курбский.

Вспомнив опять своего противника, Грозный не мог не пошутить и не

поиздеваться над Курбским по этому случаю. Он писал ему, между

прочим: «И где еси хотел успокоен быти от всех твоих трудов, в Волмере, и

тут на покой твой Бог нас принес».

Из двух посланий Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь первое

послание наиболее обширно и значительно. Оно написано по следующему