В истории можно найти множество примеров того, как нечто, считавшееся несуществующим и потому не стоящим научного изучения, впоследствии оказалось реальностью. До начала XIX века большинство ученых считало сообщения о метеоритах простыми выдумками[71]
, не заслуживающими внимания, хотя истории о камнях, падающих с неба, встречались еще в древности. Также до XIX столетия ученые и врачи потешались над идеей о микробах[72], несмотря на труды древних греков, где можно найти мысль о том, что болезни передаются от человека к человеку посредством «чумного семени», невидимого невооруженным глазом. Еще совсем недавно, в 1980 году, большинство ученых-медиков считало поиски бактерии, вызывающей язву желудка[73], пустой тратой времени – а сегодня эта теория является общепризнанной и принесла Барри Маршаллу и Робину Уоррену Нобелевскую премию по медицине в 2005 году.Некоторые из моих коллег уверены, что ОСП не могут быть реальностью, так как противоречат нашим текущим знаниям о работе мозга. Но наука сама по себе – процесс. Каждое новое поколение ученых оглядывается с улыбкой на теории, бытовавшие в прошлом, удивляясь их наивности. Почему же мы надеемся, что наши нынешние научные представления о том, как устроен мозг, выдержат критику будущих поколений?
Научный прогресс заключается в том, что, обнаружив новые факты, мы совершенствуем существующие модели[74]
. Сто лет назад скачок в развитии технологий позволил физикам открыть новые явления, связанные с крошечными частицами и огромными скоростями. Формулы, которыми на протяжении столетий пользовались ученые для описания движения в повседневном мире, оказались не подходящими для этих новых феноменов. Но, следуя принципу научной достоверности, физики не могли просто проигнорировать явления, не подчиняющиеся классическим законам ньютоновской механики. Это вовсе не значило, что старые формулы требовалось признать негодными. Физикам пришлось согласиться, что законы Ньютона были верны толькоПодобным же образом технические достижения в медицине за прошедшие сто лет позволили нейробиологам узнать о феномене околосмертных переживаний и других случаях, когда сознание продолжало функционировать при поражении мозга. Модель, которой пользовались ученые-медики уже несколько веков и которая описывала нематериальное сознание как продукт физического объекта – мозга, хорошо работала в повседневной жизни, но не объясняла ОСП. Следуя принципу научной достоверности, нейробиологи не могут игнорировать околосмертный опыт только потому, что он не вписывается в старую модель взаимосвязи мозга и сознания. Но это не значит, что прежнее представление о нематериальном сознании как продукте физического мозга стоит отбросить. Нужно признать, что такая модель работает
В науке не может быть окончательного ответа. У нас есть наблюдения, анализируя которые, мы сочиняем историю, способную объяснить факты. Рассказывая такие истории, мы должны следить, чтобы они оставались логичными и не противоречили всем имеющимся эмпирическим данным. Снова и снова повторяя их, мы двигаем науку вперед – к недостижимой точке «абсолютно полного описания реальности». Как говорил нейробиолог Томас Скофилд, «наука – это вообще не поиск истины[75]
. Это поиск наилучшего способа ошибиться… Не бывает идеальной теории. При самом благоприятном раскладе каждая новая теория просто лучше предыдущей».