После Ельцина. "Веймарская" Россия

Так или иначе, курс на штурм Кремля был взят. И предвкушение победы оказалось настолько заразительным, что даже прирожденные идеологи, как Кургинян, поддались на время общему ажиотажу. Это позже, отрезвев, говорил он, что “если против России ведется интеллектуальная война, то противостоять этой войне может только оппозиция, обладающая соответствующим интеллектуальным оружием, а не племя дикарей, уповающее на политические булыжники”24. Осенью 92го швырялся он этими политическими булыжниками вполне самозабвенно, ничуть не уступая тем, кого потом стал называть дикарями, и уверял меня, что в марте-апреле следующего года “национально-освободительное движение”, которое он с гордостью представляет, непременно будет у власти25. И Владимир Жириновский заявлял мне тогда в обычной своей безапелляционной манере, что “в марте в России будет другой политический режим, к власти придут патриоты”26. И кто только тогда этого не говорил!

Первый в 1993-м номер газеты “День” открывался “Новогодним словом” главного редактора: “Год, в который мы шагнули, запомнится нам как год потрясений и бурь, год сопротивления и победы, физической, во плоти, ибо победу нравственную мы уже одержали”2’.

Второе Всеармейское офицерское собрание в январе 1993 г., которое, в отличие от первого, контролировалось оппозицией, было настроено еще воинственнее. Оно объявило о создании “армии народного спасения” и приняло “Предостережение правительствам недружественных стран и претендентам на мировое господство”: “Мы не станем мириться с теми, кто тянет свои руки к нашим богатствам. Эти руки мы отобьем. Мы знаем о ваших планах. Всей авиации мира не хватит, чтобы вывозить с нашей земли трупы ваших солдат”28. Короче, руки прочь от России и не мешайте нам победить.

Дальше - больше. В начале февраля “День” отдал целую полосу репортажу с первого заседания “теневого кабинета-93”. “Стремительно надвигается новая схватка, пик которой придется на март-апрель (!), когда перегруппировка политических сил завершится, экономика будет разрушена, продовольственные запасы будут израсходованы,— брал быка за рога анонимный премьерминистр.— Я предла

43

гаю выработать рекомендации для оппозиционного движения на нынешний час и на то, повидимому, недалекое время, когда оппозиции придется нести бремя власти в разоренной, охваченной беспорядками России”29. Час “X” назван был открытым текстом. Тон главного рупора оппозиции становился агрессивнее с каждым номером. Вот “секретная стенограмма” беседы Ельцина с президентом Бушем в Москве, которую “евразиец” Шамиль Султанов откомментировал в предисловии без затей: “Янки получили от Б. Ельцина право убивать россиян и ставить на них эксперименты”30. Вот монолог генерала Виктора Филатова, министра иностранных дел в еще одном теневом кабинете оппозиции (“Русской партии”): “Рабочие больше не просят хлеба. Бесполезно. Они требуют [автоматы] Калашникова”31.

А заголовки? Прямо на первой полосе: “Преступник Ельцин должен уйти!” и “Изменников родины под трибунал!” Руководителям московской милиции “День” рекомендовал не повиноваться приказам начальства, поскольку “режим, которому они служат, не вечен и патриотическая власть будет жестко спрашивать со всех предателей родины”32. Естественно, к началу апреля лидерам оппозиции казалось, что час “X” при дверях. Результаты референдума, в которых они ни на минуту не сомневались, должны были послужить сигналом к взятию власти. “Перебежчик” Михаил Астафьев торжествовал: “Я уверен, что поражение Ельцина на съезде повлечет за собой его уход с политической сцены… Ельцин не выиграет референдум, даже если его сторонники и попытаются подтасовать результаты голосования… Если же Ельцин откажется признать результаты голосования, депутаты вновь прибегнут к процедуре его отрешения от должности… Ельцин утратил ореол политической неприкосновенности и должен получить то, что заслужил”33.

Оппозиция словно лишилась разума. Не говоря уже о том, что она совершала монументальную ошибку, непростительно перепутав агрессивное настроение “патриотических” масс с настроением большинства российских избирателей, - в своем самоубийственном порыве она себе, любимой, отрезала всякую возможность маневра. Тщетно взывали к здравому смыслу одумавшиеся в последнюю минуту идеологи. “Политические булыжники” были у всех на уме, а вовсе не кабинетные тонкости “интеллектуального оружия” и “непротиворечивой идеологии Русского пути”. Какая там идеология, когда земля, казалось, уже горела под ногами врагов?

Окончилось это все, как мы знаем, пшиком. Но у тех, кто внимательно наблюдал, как распаляла и понемногу доводила себя до белого каления оппозиция, кто читал все это и слушал, могло сложиться впечатление, что Россия и впрямь находится где-то в январе 1933 года по веймарскому календарю. Уж мне-то работать над этой книгой было как будто бы и вовсе бессмысленно. Она казалась безнадежно запоздавшей. Я ищу способы остановить варваров, а они уже, считайте, овладели воротами Рима!