После Ельцина. "Веймарская" Россия

дом. И если б не мудрость и легендарный стоицизм ее народа, если б не авторитет Ельцина, от демократии в России не осталось бы после него камня на камне.

Джеффри Сакс, однако, вовсе не склонен всерьез объясняться с виновными в таком поведении Запада. Этот чудовищный “прокол” он относит всецело на счет бюрократической глупости, о которой и рассказывает читателю серию легендарных анекдотов. Что ж, они и впрямь были бы смешны, если бы последствия не были так трагичны. Ну, а кроме бюрократов? Были ведь еще на Западе и политики, и интеллектуалы, и эксперты, и средства массовой информации. И их точно так же застала врасплох российская реформа. А этого никакими анекдотами не объяснишь…

Но не все еще потеряно, успокаивает читателей м-р Сакс. Нашли, в конце концов, эти тупые кретины международную организацию, взявшую на себя ответственность за судьбу российской демократии - Международный валютный фонд. Так что реформы будут спасены. Хотя, конечно же, с обычной для него революционной бескомпромиссностью он замечает, что МВФ “невероятно осторожная бюрократия, не способная к собственной инициативе, кроме как в случае, если она активно подхлестывается ведущими западными правительствами”4. Но разве в инертности МВФ - главная опасность? Она была и остается в том, что ключами от будущего России, всеми ударными силами в сложнейшей политической войне с реваншистской оппозицией доверено распоряжаться группе иностранных финансистов, понятия не имеющих ни о предстоящей войне, ни о реваншизме, ни вообще о политике. Это вопиющая профанация, ставящая под удар создание демократической цивилизации в России. Но м-р Сакс этого и не заметил. Несмотря даже на то, что прекрасно, оказывается, знал: движение к рынку вовсе не вызывает в стране такого мощного и организованного сопротивления, как движение к демократии! “Публика [в России] не только соглашается, но и на самом деле активно поддерживает движение к рыночной экономике”5. Я знаю, что Джеффри Сакс убежденный демократ и что, в отличие от многих западных интеллектуалов, он не колебался отстаивать свои убеждения в обстановке, приближенной к боевой, - в Москве. Я знаю и больше: он многократно развенчивал иллюзии своих российских коллег, очарованных преимуществами “авторитарного рынка” по китайскому или чилийскому образцу. Но, увы, даже сам тот зловещий факт, что ему приходилось убеждать российских демократов в неприемлемости недемократического пути к рыночной экономике, не открыл ему глаза. Он так и не понял, что работает в условиях жестокой психологической войны, которую российская демократия проигрывает на глазах. Нет у него по этому поводу никакой тревоги. И не предлагает он ничего, чтобы переломить ситуацию - только новые кредиты. Если они пойдут, если баланс между словом и делом будет, наконец, восстановлен, то нет сомнений, что рыночная экономика будет в России построена, надеется м-р Сакс.

А демократия? Она приложится. Вырастет сама —как цветок на хорошо удобренной почве. Это звучит, конечно, очень помарксист

55

ски и вполне неожиданно для такого либерального революционера, как Джеффри Сакс.

Ясно, что никаких дискуссий по поводу исторического выбора, стоящего перед Западом, такой взгляд не предполагает в принципе.

Как эксперт по России, Питер Реддавей часто выступает в телевизионных шоу. Не со всеми суждениями этого сухощавого, подтянутого человека, профессора политических наук в университете Джорджа Вашингтона, можно согласиться, но обычно исполнены они здравого смысла и осторожной, может быть даже слишком осторожной, сдержанности. Тем, наверное, неожиданней для читателя был шквал панических статей, который м-р Реддавей внезапно обрушил на него в начале 1993-го - и в “НьюЙорк Тайме” (“Россия распадается”), и в “НьюЙорк Ревю оф Букс” (“Россия на краю?”), и даже в лондонском “Индепендент”. Дошли эти взволнованные тексты и до России - в программах “Голоса Америки” и “Свободы”.

Тревоги политолога

Что произошло? Мы знаем, что почти год, с декабря 1992-го по октябрь 93-го, Россия билась в тисках жестокого конституционного кризиса. Конфронтация президента и парламента шла по нарастающей. Накалом этих сенсационных событий был спровоцирован настоящий взрыв публикаций на русскую тему в американской прессе. Питер Реддавей ближе всех принял к сердцу этот затянувшийся кризис. Для него он знаменовал конец реформ, распад России и предвещал еще более ужасные беды, ее ожидающие.

М-р Реддавей считает, что прибегнув к экономической шоковой терапии (ЭШТ) и вообще приняв решение о немедленном переходе России к рынку, “Ельцин допустил фатальную ошибку максимализма”, за которую был наказан утратой народного доверия6. Нельзя было так спешить. По расчетам м-ра Реддавея, “советизированной политической культуре русского народа… нужно от десяти до пятнадцати лет, чтобы быть готовой для ЭШТ”7.