После Ельцина. "Веймарская" Россия

Плохо, конечно, что шоковой терапии подверглась страна, совершенно к ней не подготовленная, без всяких обезболивающих средств. Но ставить это в вину Ельцину? Даже не склонный переоценивать роль политики Джеффри Сакс знает, что ответственность лежит на западной бюрократии. Это она поставила помощь России в зависимость от проведения реформы, не удосужившись просчитать последствия. Это она имитировала помощь даже после того, как реформа началась. Разве мог Ельцин, свято, как все тогда в России, веривший в легендарную эффективность Запада, ожидать от него такого подвоха? Разве мог он усомниться в честном слове своих новых партнеров - после того, как честно сдержал свое?

Чудо, смысл которого не оценил м-р Реддавей, заключалось в том, что даже после “марсианского” 92-го русский народ вопреки его предсказаниям не отказал Ельцину в доверии (что и продемонстрировал апрельский референдум 93-го).

Но суровый критик бросает в Ельцина еще один камень. Он посмел начать реформы, не дождавшись достижения национального консенсуса по поводу будущего России. Правильно. Но стоило бы задуматься: возможен ли в принципе консенсус в трансформирующейся имперской державе, и уж тем более - по поводу демократического будущего? Чем могли кончиться любые попытки реформаторов найти общий язык со своими непримиримыми врагами, не желающими слышать ни о чем, кроме реставрации имперского авторитаризма? Только одним: никакие реформы в России вообще никогда бы не состоялись. М-р Реддавей и сам мог бы об этом догадаться. Замечает же он, что “политическая культура Польши… сильно отличается от русской”12. Но он нигде не сообщает читателю, что разница состоит именно в отсутствии в Польше реваншистской имперской оппозиции. Вновь убедительное на первый взгляд обвинение повисает в воздухе.

Ельцин следовал живой реальности вместо того, чтобы подчинить свои действия старым советологическим клише. Вот, в сущности, к чему сводятся все претензии.

Стоило ли ради этого “открытия” публиковать серию панических текстов, сея чувство беспомощности и безысходности не только среди западной публики, но и в рядах российских реформаторов - совсем другой вопрос.

Читатель едва ли удивится после этого, что ровно никаких политических рекомендаций ни Западу, ни Москве тексты м-ра Реддавея не содержат. Как язвительно заметил его непримиримый оппонент, из58

вестный историк России Мартин Мэлия, “какая политика из всего этого следует, не указано, но предположительно это нигилистическое предоставление России ее собственной судьбе”13, делающее бессмысленным - добавлю от себя — любые дискуссии. А теперь обратимся к еще более давним временам, где-то на рубеже 80-х и 90-х годов, и к некоторой суете, случившейся после того, как в “НьюЙорк Тайме” появилась анонимная статья о русской политике США, подписанная буквой “Z”. Содержание ее было достаточно тривиально для того периода, когда умы западной интеллигенции были сосредоточены не на том, как укрепить позиции российской демократии в стремительно развивающемся в Москве кризисе власти, но - помогать или не помогать Горбачеву. М-р “Z” полагал, что помогать не надо. Как коммунист, считал он, Горбачев не способен развязать в Москве антикоммунистическую революцию, которая в статье почему-то отождествлялась с торжеством демократии. Правда, эта позиция полностью совпадала со взглядами такого, например, убежденного ненавистника Америки и демократии и при этом яростного антикоммуниста, как Игорь Шафаревич. Впрочем, взбудоражили публику вовсе не идеи неизвестного автора. Аноним живо напомнил знаменитую историю со статьей Джорджа Кеннана в “Форейн Афферс” в 1947 г., со столь же таинственной подписью - “X”.

Безоблачный оптимизм

историка После непродолжительного журналистского поиска инкогнито было раскрыто. Мистером “Z” оказался Мартин Мэлия, профессор русской истории в Беркли. Проработав некоторое время на одной кафедре с мром Мэлия, могу засвидетельствовать, что эта маленькая интрига была вполне в его духе. В ней полностью проявились характер и убеждения этого человека, насколько я их постиг. И темперамент, и амбиция непосредственно выйти на политическую арену (присущая, впрочем, многим историкам), и непреклонный антикоммунизм. Коллеги даже уверяли меня, что Мартин Мэлия состоит в каком-то испанском католическом ордене, славящемся крайне правыми взглядами. Темперамент и амбиции профессора были полностью удовлетворены. Он оказался в первых рядах политических обозревателей по русским делам. А вдобавок и антикоммунизм в России победил. Видимо, все это, вместе взятое, и сделало м-ра Мэлия безоблачным оптимистом, который, естественно, просто не мог не возразить впавшему в панику м-ру Реддавею. Написанную по горячим следам беспощадную и язвительную статью “Нью Рипаблик” напечатала под резким заголовком “Апокалипсиса нет”, да еще и присовокупила на обложке - “И почему Ельцин преуспеет”.