В последнее время драматически упало доверие к посткоммунистической России. Весной 1994 г. 64% американцев, 77% немцев и 80% японцев заявили, что “совершенно не до
145
веряют России”. Этот взрыв негативизма Жириновский имеет полное право отнести на свой счет107. Торжественное начало российской демократии, Ельцин на танке, романтическое видение общей победы над “империей зла” - все, практически, забыто. Безразличие и раздражение занимают место радостного сочувствия. Общественное
мнение полностью запутано. Если эти настроения закрепятся, даже импотентная веймарская политика помощи России вполне может лишиться массовой под” держки, а уж запоздавшая на несколько лет кампания по спасению новорожденной демократии от националистической контрреволюции
тем более станет затеей безнадежной. К сожалению, аналитики в последнее время скорее сгущают туман, нежели рассеивают его. Нет между ними согласия даже по главному вопросу: будет ли “Россия Жириновского” представлять угрозу
национальной безопасности Соединенных Штатов? Прозвучал одинокий тревожный голос престарелого Никсона. “Те, кто полагает, - предупреждал он, — что из-за своих проблем Россия не должна более рассматриваться как великая держава, забывают неприятную, но неопровержимую истину: Россия — единственная страна, способная уничтожить Соединенные Штаты. И поэтому остается она наивысшим приоритетом нашей внешней политики”108.
Зато молодые редакторы вашингтонского журнала “Нью Рипаблик” придерживается иной точки зрения, которую они без ложной скромности называют “Наш рецепт”: “Да, Россия простирается на целый континент и имеет много ядерного оружия. Но, оставляя в стороне безумие Жириновского, не существует обстоятельств, при которых оно может быть использовано против нас. Ее деморализованная армия неспособна представить угрозу для западного оппонента, а ее ржавеющее вооружение может быть сброшено со счета”109.
Наверняка можно розыскать в старых архивах номера какогонибудь лондонского журнала за 1930, примерно, год, а в них - статьи тогдашних молодых редакторов, заявляющих, что “оставляя в стороне безумие Гитлера”, потенциальная угроза германской армии (тогда еще и вправду ничтожно малой, лишенной современного вооружения и совершенно деморализованной скандальными политическими неурядицами) может быть спокойно “сброшена со счета”. Это было мнение многих европейцев - даже после того, как “безумие Гитлера” стало законом в Германии, - продолжавших разоблачать Уинстона Черчилля как поджигателя войны. Но что даст нам такое доказательство? Разве отступит перед ним это бравое и тупое невежество?
Что до самого Владимира Вольфовича, то он прекрасно осведомлен о прискорбном состоянии русской армии и ее вооружений. Он уверен, что армия вырождается, “просиживая сроки своей службы в казармах, в глубинах России, не зная, где враг”110. Только в отличие от редакторов “Нью Рипаблик” и в полном согласии с Гитлером, здраво оценивает мобилизационный потенциал националистической контрреволюции. Ибо знает, что нужно для возрождения армии
- “цель, задача… Наши вооруженные силы могут возродиться только в результате боевой операции”. Он верит, что именно его последний бросок на Юг и “возродит российскую армию”, тем более что “это будет способ выживания нации в целом”111. 146
И “ржавеющие вооружения” его не особенно огорчают. У него нет ни малейшего сомнения, что гигантский военнопромышленный комплекс, оставшийся России в наследство от советских времен, может быть возрожден в ходе националистической контрреволюции еще быстрее, чем армия, и вполне способен на протяжении месяцев превратить страну в гигантскую боевую машину, оснащенную по последнему слову техники. А заодно снабдить современным вооружением курдов (чтобы подорвать изнутри Турцию), азербайджанцев (чтобы расколоть Иран) и пуштунов (чтобы развязать гражданскую войну в Пакистане).
Конечно, Жириновский может ошибаться, и Россия не консолидируется вокруг его “броска на Юг”, как консолидировалась Германия вокруг гитлеровского “броска на Восток” (и на Запад). И все-таки “ржавеющее вооружение” едва ли дает основание американским политическим стратегам сбрасывать со счета феномен Жириновского. 15 миллионнов голосов, отданных за Владимира Вольфовича, наглядно продемонстрировали скорость процесса люмпенизации российского общества - свидетельство того, как быстро созревает для на-циалистической контрреволюции, с Жириновским или без него, еще одна великая имперская нация.
Как подчеркивают Ергин и Густафсон, одна из главных опасностей в процессе демократической трансформации заключается в “проигравших, нашедших свой политический голос”112. Владимир Вольфович определенно звучит так, словно бы он и стал этим найденным голосом.