Это те самые идеи, которые, наложившись на имперские страдания его собственной юности, придают его речам огромную убедительность. Именно вековая националистическая традиция объясняет ту готовность, с какой проглатывают каждое слово “патриотические” массы. Тем и отличается Жириновский от Васильева или Баркашова, что он глубоко и тонко чувствует эту традицию и говорит своим слушателям то, что они хотят от него услышать.
Долгожданные слова
Они хотят слышать, что “черные” - не более, чем “этнографический материал”, или “племена”, в популярном изложении их вождя. Только обезумевшие коммунисты могли обращаться с ними, как с “историческими нациями”. “Напринимали в институты полуграмотных и неграмотных совсем жителей аулов. Приезжают в город, кошмы трясут, чего только в этих кошмах нет. Люди совсем другой культуры, а их втягивают в городскую жизнь”99.
Массы хотят слышать, что “племена” совсем по другому устроены, нежели мы, русские - историческая нация. “Там все территории спорные, - уверяет их Жириновский, - там вечно воюют. Афганистан, Иран, Ирак, курды”100. Он даже меня пытался убедить, что “на Кавказе не было государств, там было дикое пространство”101. И вовсе не было это предвыборной риторикой. Ручаюсь, что Владимир Вольфович совершенно искренне верит во всю эту расистскую чепуху, включая государственную неполноценность мусульман. Настолько искренне, что голос его временами возвышается до поистине гитлеровского пафоса. Он говорит об окончательном решении мусульманского вопроса. Более того, он убежден, что “черные” и сами “ждут окончательного решения проблемы”102. Еще больше хотят слышать “патриотические” массы о нашем превосходстве над “племенами”. И Жириновский исполняет это желание: “Россия — платформа, буфер, стена, оперевшись на которую каждый народ сможет спокойно существовать и не претендовать на создание своего ” великого” государства… Уберите Россию как стабилизирующий фактор - и там война”103.
Да, такую уж роль назначила судьба русскому народу, - и это уже словно бы сам Данилевский нам говорит, чудесным образом воскресший: быть “сдерживателем, чтобы исключить столкновения меж
144
ду христианами и мусульманами, между тюрко-язычными и фарси-язычными, между шиитами и сунитами… Поэтому Россия должна спуститься и выйти на берег Индийского океана. Это не моя блажь. Это - судьба России. Это - рок. Это подвиг России. Мы должны это сделать, ибо у нас нет выбора. Наше развитие требует этого. Как ребенок, переросший какой-то костюм, должен надеть новый”104.
Но зато, когда создадим мы эту гигантскую “закрытую” империю, когда захлопнемся от мира на замок, спокойно, под прикрытием своего “ракетного щита”, наблюдая, как Запад постепенно превращается в подлежащий освоению “этнографический материал”, - вот тогда сможем мы позволить столько плюрализма и многопартийности, сколько душа пожелает. И как ни странно, это тоже хотят слышать “патриотические” массы.
Они не хуже других. Они тоже хотят жить, как люди. Если на то пошло, они - “историческая нация”. И у них своя гордость. Тут ведь, по сути, то же самое, что и с собственностью: презирая свободу “племен”, себе они в ней отказывать не желают. Вот чего не в состоянии понять “коричневые” консерваторы
—наследники Гитлера. И вот что выстрадал в своем одиноком детстве - и интуитивно подхватил в русской
националистической традиции - имперский либерал Жириновский, наследник Данилевского.
Нет сомнения, у этой идеологии тоже есть свои противоречия. Были они у Данилевского, есть и у Жириновского
- те же самые, что у учителя. Но относятся они скорее к области моральной, нежели геополитической. Как совместить, например, “свободу” для подчиненных империи народов, которой требует их либерализм, и “колониальный” статус, которого требует их империализм? Вот, скажем, Жириновский заявляет: “Мы все должны жить свободно в этом регионе - от Кабула до Стамбула”105. Или: “Здесь на юге мы создадим равные условия для всех народов”106. Как, однако, связать это с отчаянным его презрением к “черным”, не говоря уже о том, что “колонии - это хорошо”?
Спросите об этом Владимира Вольфовича, и он, я уверен - может быть, не сразу, но если его хорошенько потрясти, - ответит, что для “черных”, для неспособных к государственной самоорганизации “племен”, колониальный статус и есть свобода. Свобода от племенной вражды, от кровной мести, от нескончаемых войн - свобода, купленная ценой подчинения России. И “равные условия для всех народов” - тоже формула не бессмысленная. Действительно, для имперской нации все ее “свободные” колонии равны - как все граждане равны перед законом…
Только законом для них будет Россия Жириновского.
Русскому читателю, редко имеющему возможность следить за развитием американской дискуссии о России, будет, надеюсь, интересно, как поворачивается она после выхода Владимира Вольфовича на авансцену российской политики. Вклад в
американскую дискуссию