После финала

Жалюзи заменены на шторы из вуали, доходящие до пола, а стены перекрашены в мягкий серый цвет.

– Это ты сам сделал?

Макс кивает.

– Ты же терпеть не мог украшательства!

– Это совсем другое. Своего рода катарсис.

У одной стены на письменном столе стоят семейные фотографии, в лотке приготовлена бумага и конверты. Из кружки с изображением отпечатка ладони годовалого Дилана торчат ручки и карандаши. В противоположном углу стоит кресло, развернутое к окну, а рядом с ним – включенная лампа и стопка книг в мягкой обложке. Моя сумка лежит на полу, заполненная вязаными желтыми квадратами, к которым после больницы я больше не прикасалась.

– Это будет твоя комната, – говорит Макс, пока я медленно оглядываюсь по сторонам, отмечая про себя все произошедшие изменения. – Здесь ты сможешь вязать, читать или просто…

– Просто существовать, – заканчиваю я. – И еще думать.

Я сразу же решаю, что не стану здесь плакать. Эта комната не будет местом скорби. Я обвиваю шею Макса, и он облегченно выдыхает.

– Спасибо. Это просто замечательно.

В своей новой комнате я не вяжу. Но много читаю. Так, как не читала с тех пор, как забеременела, когда я проглатывала книгу за книгой. Когда Макс в отъезде, я, не поднимаясь с кресла, провожу здесь все вечера.

– Сколько осилила за эту неделю? – спрашивает Макс, возвратившись из поездки.

Он забрасывает в стиральную машину свое белье, но чемодан оставляет в холле:

– В понедельник лечу в Вашингтон.

– Шесть, – сообщаю я, открывая бутылку вина. – Сейчас начинаю детектив Ф. Д. Джеймс.

Мы едим, сидя на коленях перед телевизором, наблюдая за происходящим в сериале, который нам лень переключить, пока на экране не появляется больничная палата, где в путанице проводов поверх клетчатого одеяла лежит ребенок. Я тянусь к пульту, но Макс опережает меня, нажав на первую попавшуюся кнопку, и мы заканчиваем трапезу под документальный фильм о разведении овец.

– Посмотрим какую-нибудь комедию? – спрашиваю я после ужина и начинаю прокручивать каналы.

Комедия, которую мы выбираем, перестает быть смешной уже через двадцать минут. Взглянув на Макса, я вижу, что он спит, откинув голову назад и слегка приоткрыв рот. Я выскальзываю из его рук, но он даже не шевелится. Наверху меня ждет книга, заложенная библиотечной карточкой, и, завернувшись в одеяло, я читаю, пока не засыпаю сама.

Рождество мы не отмечали – и не могу представить, что еще будем отмечать. Больше всего мне хотелось его проспать. Меня немного утешала мысль, что, должно быть, есть и другие потерявшие детей матери, лежащие в кровати, зажмурив глаза и думая: «Скорей бы оно закончилось»; и те, кто в полночь отоваривается в пустых супермаркетах без кричащих детей, тянущих их за юбки со словами: «Когда же придет Санта-Клаус?»

Но приход нового две тысячи четырнадцатого года я все же не проспала и даже ощутила некоторый новогодний оптимизм.

Я зарегистрировалась в онлайн-библиотеке и стала читать еще больше, с неохотой отрываясь от вымышленных сюжетов, чтобы погрузиться в серую рутину домашнего хозяйства или накрыть стол для чая.

Я прибираюсь в доме, когда вдруг звонит мой мобильный. Теперь это случается гораздо реже, и к тому времени, как я сбегаю по лестнице вниз, звонки прекращаются, а в журнале вызовов высвечивается: «Элисон – Айзек и Тоби». Большинство женщин, которых я знала, когда Дилан был жив, записаны в моем телефоне вместе со своими детьми. Перезванивая Элисон, я гадаю, осталась ли я в ее контактах вместе с Диланом и как она теперь на это смотрит.

– Привет!

– Извини, что пропустила твой звонок. Я мыла ванную.

– Я думала, у тебя есть помощница по хозяйству.

– Была. Но сейчас, когда я весь день дома и мне нечем заняться, держать ее больше нет смысла.

Мои слова звучат жалко, но я не сразу это понимаю.

– Ну, как поживаешь?

По характерному постукиванию в трубке я догадываюсь, что Элисон звонит из туристического агентства, где она сейчас работает. Я представляю, как она, зажав мобильный телефон между плечом и ухом, завершает чье-то бронирование.

– Нормально.

На столе у Элисон, должно быть, лежит список дел: «Обновить бронь мистера и миссис Ранклифф; скачать учебную программу; узнать, как поживает Пипа». Теперь можно ставить галочку. Выполнено!

– Что ты сказала?

– Ничего. А как у тебя дела?

– Честно говоря, чувствую себя немного вымотанной. Обедали у Фиби с Крейгом, а ты знаешь, как они пьют. Фиона явилась уже навеселе и…

Она вдруг осекается.

Значит, они собираются без нас. Словно нас больше не существует.

– Это был экспромт, – пытается оправдаться Элисон. – Мы думали, что вы…

– Ничего страшного. Я в порядке.

Я быстро прощаюсь, кладу трубку и отключаю звонок, наблюдая, как контакт «Элисон – Айзек и Тоби» еще какое-то время мигает, прежде чем исчезнуть с экрана. Это был клуб, доступ в который был возможен только с детьми. А теперь нас просто вычеркнули из списка. Девять месяцев без сына – и наше трехлетнее членство больше ничего не значит.