Все вышли, и я уже готова рассказать Джейде, насколько щедр мой Макс, насколько заботлив и как все время смешит меня, но тут же ловлю себя на том, что этот сценарий безнадежно устарел. Мы с Максом уже давно не смеемся.
В «Ледышке» полно народу, и мы с Джейдой с трудом проталкиваемся к месту, где команда второго салона поднимает бокалы по второму кругу. Итан и Зоя считают до трех, прежде чем выпить свои напитки; Мэрилин, дама под пятьдесят, обладающая не меньшей жизненной силой, но старающаяся соблюдать приличия, пьет маленькими глоточками. На всех просторные шубы, которые нам вручили при входе. В них мы похожи на обитателей Нарнии.
Я с удивлением замечаю нашего пилота Ларса. За последний год я летала с ним уже несколько раз, но раньше он с нами никогда не отрывался.
– Ты бывала здесь раньше? – спрашивает он, когда я оказываюсь с ним рядом.
– Давно, когда я еще летала с «Бритиш Эйрвейз». Здесь ничего не изменилось.
В ледяной стене рядом с нами вырублена небольшая ниша, приспособленная под бар. Эффектная парочка, заказав водку, чокается стаканами, произнося что-то похожее на русский тост.
– А я и не знал, что ты перебежчица, – смеется Ларс. – А почему ты сменила компанию?
Я пожимаю плечами.
– Какое-то время я работала на местных линиях, но…
Немного подержав во рту водку, я делаю глоток, и она обжигает мне горло.
– Я скучала по дальним рейсам. И по бизнес-классу.
На самом деле речь шла не столько о бизнес-классе, сколько о том, что я хотела избежать эконома.
– Там обычно летают семьи, – сказала я инспектору по кадрам. – А я вряд ли смогу…
– Понимаю.
Я знала, что она тоже потеряла ребенка. Пришла на второе УЗИ, а у плода не бьется сердечко. Она рассказала мне об этом после смерти Дилана – не для сравнения, а чтобы подчеркнуть готовность пойти мне навстречу. И даже когда я отплатила ей черной неблагодарностью, написав заявление об уходе, она ничуть меня не осудила.
– Тебе нужно начать с нуля, – вздохнула она, и это прозвучало как приказ.
В общем, вместо возвращения в «Бритиш Эйрвейз» я поступила в «Вирджин Атлантик», где год проработала в экономклассе, прежде чем мой профессиональный опыт позволил мне дорасти до так называемого высшего класса. Там летает гораздо меньше семей с маленькими детьми. Так мне гораздо легче.
Ларс задумчиво смотрит на меня, и я жду дальнейших расспросов, но он лишь улыбается.
– В бизнес-классе летает специфическая публика.
Он высокий – выше, чем Джейда, – с густой пшеничной шевелюрой, квадратной челюстью и почти невидимыми бровями. Изъясняется без акцента, но его фамилия – Ван дер Верф – говорит сама за себя.
– Ты голландец?
– Вынужден признаться.
Вокруг нас начинается какое-то движение, и сквозь шум слышится голос Джейды:
– Здесь просто собачий холод – вы идете с нами?
– Нужно включить отопление, – без тени улыбки говорит Ларс.
– Хорошая мысль!
Джейда запахивает шубу, и мы все тянемся к выходу.
В «Сумерках до зари» играет живая музыка, и к трем часам ночи мои ноги просто отваливаются, а голос садится от беспрерывного пения. Мы берем такси до отеля и расходимся по своим этажам. Джейда на прощание заключает меня в объятия.
– Я тебя обожаю, Пипа-пип. Черт, я потеряла карточку от номера.
– Она у тебя в руке. Я тоже люблю тебя. Выпей водички.
Джейда, шатаясь, идет по коридору, а я держу дверь лифта, пока она не исчезает в своем номере.
– Ох, уж эти дети! – говорит Ларс, делая большие глаза.
Смеясь, я нажимаю кнопку восемнадцатого этажа.
– А у тебя есть дети?
– Что? – Я смотрю на кнопки, загорающиеся на каждом этаже. Четырнадцатый, пятнадцатый.
– У тебя есть дети?
Шестнадцатый.
Только один мальчик. Бегает в парке, играет с папой в футбол, стоит на стуле рядом с раковиной, помогая мне мыть посуду. Обожает машинки. Его первым словом был «грузовик». Обнимает меня на ночь пухлыми ручками. Спи спокойно, Дилан, приятных тебе сновидений.
Семнадцатый.
Молчание затягивается, становясь невежливым. Мне надо хотя бы повернуться и посмотреть на него, но я упорно смотрю на кнопки…
Восемнадцатый.
Лифт, чуть заметно дернувшись, останавливается, и дверь открывается.
– Нет, – говорю я, выходя из кабины. – У меня нет детей.
Глава 31
Пипу я приводил в родительский дом только один раз, сразу же после помолвки. Потом мама прилетала в Англию или мы встречались с ней в центре города. Теперь я рад, что дом по адресу Норт-Уолкотт, 912 не наполнен воспоминаниями, от которых меня трясет. Вместо этого, находясь дома, я вижу себя десятилетним мальчишкой и шестнадцатилетним юнцом. Я вижу велосипеды, брошенные на тротуар, жвачку «Хубба Бубба» и сок «Капри Сан». Запретное пиво, о котором мои предки прекрасно знали, но делали вид, что не в курсе.
Я тащу свой чемодан по лестнице, когда входная дверь открывается, словно с момента моего приземления мама ждала меня у окна. Как и наша улица, она не изменилась, только немного постарела.
– Мой бедный мальчик.
Мама протягивает ко мне руки, и меня обволакивает аромат выпечки и мускуса – ни с чем не сравнимый запах дома. Ветер задувает в окно пожелтевшие листья апельсиновых деревьев.