После финала

Я не слышал этого голоса с тех пор, когда мне было тринадцать. Когда после глупой ссоры с Денни Стейнвеем я прятался в подвале, уверенный в том, что он убедит всех местных детей не общаться со мной. А на следующий день Денни зашел за мной перед школой как ни в чем ни бывало.

Но голос оказался прав. У меня нет друзей. Есть коллеги по работе, соседи, люди, с которыми я провожу время. Я переехал в Англию, чтобы быть с Пипой, пожертвовав друзьями ради семьи. Пипа и Дилан были моими друзьями, моей семьей, моим миром. Она была организатором нашей светской жизни, находила супружеские пары, с которыми мне было приятно общаться. Выбирала напитки, рестораны и кинотеатры. В палате интенсивной терапии она знала всех по именам, помнила, когда медсестры уходят в отпуск и в каком классе учатся их дети.

«Ты неудачник».

Почему я всегда оставался в стороне? Мои внутренности скручивает еще одна волна тошноты. Все мое тело ломит, как будто я болен гриппом. Может, в этом все дело? И у меня просто грипп?

Не знаю, в какой из дней, в этот или на следующий, на свою электронную почту я получил письмо. «Поскольку ты не отвечаешь на мои звонки, я вынужден уведомить тебя письмом. Я знаю, тебе пришлось нелегко, и я пытался проявить понимание, но… есть предел. Мне придется с тобой расстаться. Честер».

Еще одна жирная точка.

Потерял жену. Потерял сына. Потерял работу.

Неудачник.

Глава 32

Пипа

2015

Макс целует мою шею, отодвигая волосы, чтобы поцеловать за ухом, отчего у меня всегда подгибались колени. Но сейчас мы лежим в постели лицом друг к другу, натянув до подбородка одеяло, хотя вечер совсем теплый.

– Я скучал по тебе, – шепчет он мне в ухо.

– Но мы же с тобой уже три дня как дома.

В пятницу Макс работал дома, так что у него получилось три выходных, которые удачно совпали с моими четырьмя. Я прилетела из Дубая в пятницу утром, и мы сразу же пошли в кафе за углом, что несколько смягчило разницу во времени.

– Я скучал по этому.

Я поворачиваю голову и впиваюсь ему в губы. Целоваться легче, чем говорить. Он прав – мы перестали делать это так часто, как раньше. Макс ложится сверху, обхватив мое лицо руками, а я глажу его по крепкой спине. Он в лучшей форме, чем когда-либо, а у меня дряблый живот и обвисшая грудь. Но он нежно целует ее, и надо как-то на это реагировать. Закрыв глаза, я начинаю тихо стонать, когда он скользит по моему телу все ниже.

И вот он уже во мне. Прижимаясь ко мне всем телом, Макс медленно двигается, целуя мои щеки, нос и ресницы. По моему телу растекается тепло, спина выгибается, и я, не открывая глаз, полностью растворяюсь в нем.

– Давай заведем ребенка, – шепчет Макс мне в ухо.

Как будто у нас никогда его не было. Словно мы молодожены, делающие первые шаги на родительском поприще.

– Еще одного ребенка.

Макс застывает. Приподнимаясь на локтях, он смотрит на меня.

– Да, – медленно произносит он. – Еще одного ребенка.

Столкнув его с себя, я откатываюсь в сторону.

– Это слишком скоро.

– Но ведь прошло уже два года.

Я иду в ванную и захлопываю дверь. Два года. Разве у горя есть срок? Мне уже пора забыть Дилана? Да, я снова живу, как все. Работаю, общаюсь с людьми. Не заливаюсь слезами в самый неподходящий момент, и больше никто – ни одна живая душа – не досаждает мне вопросами вроде: «Ну как ты, Пипа?»

И все же.

Когда я выхожу из ванной, Макс уже надел футболку и трусы для бега, служащие ему пижамой, и сидит на краю кровати.

– Мы можем поговорить об этом?

Я киваю, хотя не уверена, смогу ли, и сажусь рядом с ним.

Макс смотрит на туалетный столик, чему я очень рада: об этом легче говорить, не глядя друг на друга.

– Дело не в том, чтобы найти замену Дилану.

У меня перехватывает дыхание.

– Я хочу еще одного ребенка, чтобы снова стать отцом.

– Ты и так отец, – говорю я, но это ничего не значит, и я слышу эхо собственных слов, обращенных к Ларсу, когда закрывался лифт.

«Нет, у меня нет детей». Мы с Максом больше не родители. Мы просто никто. Бездетная пара не по своей вине. У нас было все, что мы могли пожелать, а теперь у нас это отняли. И сейчас мы просто люди, сидящие на краю кровати и пытающиеся жить вдвоем, а не втроем.

– Я хочу гонять со своим сыном мяч, учить свою дочь играть в гольф.

Макс говорит очень быстро, и с каждой фразой его голос становится громче.

– Хочу ходить на школьные спектакли, принимать гостей на День благодарения и обсуждать с другими папашами трудности переходного возраста. Хочу давать своим детям советы, зная, что они к ним не прислушаются; видеть, как они растут, совершая ошибки, и становятся хорошими людьми.

Я чувствую, что он смотрит на меня.

– Я снова хочу стать отцом, Пипа.

В его словах мне слышится негласное обвинение – «ты у меня отняла все это!», – а его голос звучит так же враждебно, как в тот день в суде.

«Ты подписала своему сыну смертный приговор».

– Пожалуйста, – просит Макс, чуть не плача.

Меня охватывает паника. Если Макс заплачет, я разрыдаюсь тоже. Но я не хочу плакать. Я держу себя в руках и стараюсь не раскисать, насколько это для меня возможно, а он разрушает давшуюся мне с таким трудом выдержку.