И возможно, если бы он, как Джейда, спросил, все ли со мной в порядке, или сказал: «Ты уверена?» или «Тебе помочь?» – я бы быстро от него отделалась: «Все нормально, да, я уверена, нет, спасибо». Но он задал единственно верный вопрос: «Что случилось?»
Глядя на облака за окном, я отвечаю:
– Мой сын умер. Суд решил дать ему умереть, хотя мой муж был против.
– А ты была согласна, – произносит он тихо, как бы про себя.
– Да, я была согласна.
Взглянув на него, я чувствую, что сейчас разревусь.
– И теперь мне кажется, что я совершила ошибку.
Глава 33
– А теперь одевайся.
Мама стоит за дверью ванной комнаты с одеждой, вынутой из моего чемодана, к которому я не прикасался уже два месяца, с тех пор как приехал. Джинсы, майка, носки… все аккуратно сложено, словно она отправляет меня в летний лагерь. Наверное, я должен что-то почувствовать – стыд, что мама разбирает мою одежду, – но мне все равно.
– Потом. Мне нужно поспать, я неважно себя чувствую.
Я плотнее запахиваю халат, но мама настойчиво сует мне стопку вещей, и мне приходится взять их, иначе они просто упадут на пол. Я устал и хочу спать. Мои внутренние часы сошли с ума, и дело тут не в разнице во времени. Ночью я лежу без сна, измученный тревогой, пропитавшей мое тело, и смотрю, как стрелки на часах отмеряют время. Днем, в поисках отдыха, с неохотой перемещаюсь с кровати на диван и обратно, под утешительное тепло своего розового одеяла. Мои глаза ввалились, и я похож на бродягу с отросшей бородой и неподстриженными ногтями. Я смотрю в зеркало и вижу человека, которого не знаю.
Проходя мимо мамы в свою комнату, я резко останавливаюсь в дверях. Затем возвращаюсь назад и возмущенно смотрю на нее: мое спасительное розовое одеяло исчезло, и на кровати остался один матрас.
– Сегодня у меня стирка, – беззаботно объясняет она.
– Господи, мама, я же болен! – Я бросаю одежду на пол и стучу кулаком по дверному косяку. Мама вздрагивает, но стоит на своем:
– Я не хочу подхватить этот вирус…
Мне становится стыдно.
Я закрываю лицо руками, и мои длинные ногти впиваются мне в кожу головы. Кто-то громко всхлипывает, но я не сразу понимаю, что этот звук исходит от меня. Мама берет меня за руку.
– С тобой что-то происходит, Макс.
– Я говорил тебе об этом неделями!
Я вырываю свою руку, но мама, подойдя вплотную, обнимает меня, крепко прижимая к себе, чего она не делала уже много лет – это я всегда сжимал ее в объятьях. Она стареет, и ей нужно успокоиться, вместо того чтобы стирать мои простыни, приносить одежду и обнимать меня, удерживая от срыва.
Слезы текут из глубины моей души. Горячие, постыдные, жалкие слезы, которые опустошают меня и приводят в ярость. Мама не отпускает меня, пока я не успокаиваюсь, потом мягко отстраняется и начинает плакать сама.
– Как тебе помочь, Макс? Мне невыносимо видеть тебя таким.
Но мое горло парализовал спазм, и к тому же мне просто нечего сказать. Мама здесь не поможет. Да и никто другой тоже. Ввалившись в комнату, я, как пьяный, падаю на кровать и сворачиваюсь в клубок. Я слышу, как мама плачет, и хочу спрятаться под одеялом, но она забрала его, и я уже не знаю, кого я больше ненавижу – ее или себя.
– О, Макс… – сквозь слезы говорит она. – Я ведь тоже потеряла внука.
И мне хочется, чтобы она меня снова обняла, хочется плакать в ее объятиях и говорить ей, как я тоскую о Дилане и Пипе, но я не имею на это право, потому что я неудачник. Пустое место. Полный отстой.
Через неделю после Дня благодарения она делает еще одну попытку.
– У нас течет кран – может быть, ты посмотришь?
Я лежу на диване и смотрю телевизор. Вместо пижамы на мне серые спортивные штаны и футболка.
– Вызови сантехника.
– Кейт, спускайся вниз! – кричит в телевизоре Дрю Кэри[6], расплываясь в улыбке, которая как бы говорит: «Посмотри, насколько я счастливее тебя! И гораздо успешнее!»
– Я не могу никого найти. Это всего лишь кран. Пожалуйста, Макс, всего на минуту.
Но я провозился тридцать.
– Мне пора в постель.
– Но раз уж ты достал инструменты, может, укрепишь ковер на ступеньках?
– Знаю, что ты пытаешься сделать, мама.
Я поднимаюсь вверх по лестнице, но мама идет за мной, и я чувствую острый укол вины, когда вижу, что она тащит с собой ящик с инструментами.
– Сегодня утром я об него споткнулась. Страшно перепугалась, что скачусь с лестницы.
Я укрепляю ковер. Затем поправляю расшатавшиеся перила и заменяю упавшую черепицу на крыше крыльца. Переношу старый комод в подвал и укладываю в чемодан вещи, которые мама собирается отдать в благотворительную организацию. Расчищая двор, я слышу голоса.
– Он за домом.
Я вытираю руки о штаны. На заднем крыльце появляется мама с женщиной, которую я никогда не видел. Она моя ровесница, с копной темных вьющихся волос, спадающих на плечи.
– Привет.
– Ты ведь помнишь Блэр?
– Я…
Я безучастно смотрю на них. Я понятия не имею кто эта женщина, к тому же я отчаянно хочу спать, потому что уже давно на ногах.
Блэр смеется.