После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Отношения между мной и Биене тоже стали странными и напряженными. Она соскользнула в любовную интрижку и в RAF. Оттуда она теперь смотрит на мои трудности. Наполовину соотношение, наполовину триумф. Во время психополитических дискуссий о моей позиции и поведении в Движении 2 июня (РАФ назвал ее тонко авторитарной), РАФ имеет отношение между Биене и мной как конкурентные отношения, в которых Биене был подорван мной как вторым лидером. Я был совершенно обескуражен этой оценкой, потому что она была совершенно не в тему, в отличие от многих других вещей, которые они видели совершенно правильно. Биене всегда была слишком нерешительной и флегматичной в отношении ответственности за руководство группой. Характеристика как конкурентных отношений была в корне неверной, но Би не отрицала этого, она позволяла этому оставаться в силе. Возможно, потому что это ей льстило. Я отнесся к этой неискренности очень легко. Она могла выкручиваться только за счет моего сильного смущения, и за это я начал тихо презирать ее.

Мы с Биене вместе поехали в Италию, чтобы забрать деньги из депо. Ковальски и она закопали их там год назад. Это большие деньги, которые безуспешно искали уже два других товарища. Мы уже подозревали, что Ковальский тайно забрал деньги, отвернувшись от Движения 2 июня.

Поездка прошла в молчании. Мы сидим друг напротив друга без всякого желания говорить друг с другом или делать что-либо еще друг с другом. Вся беспристрастность прошлого исчезла, как несвежая история.

Мы вдвоем должны были написать историю распада Движения 2 июня, чтобы донести новую ситуацию до общественности и заключенных.

Формулирование никогда не было свойственно Биене, поэтому она подталкивает меня. Наступательная самокритика политики Движения 2 июня, ответственность за разделение партизан на сегодняшний день, объединение вооруженных сил как выражение силы, наступательная пропаганда политики РАФ — все это должно содержаться в газете. Невозможно! Я не мог этого сделать. Весь злополучный процесс распада, арест женщин-товарищей, уныние восьми человек, которые отделились от РАФ и теперь слепо смотрели в будущее, моя собственная слабость, все это было выражением глубокого кризиса в вооруженной политике. Я не мог ни признать это сильным и перейти в наступление, ни передать это как таковое по пропангандистским причинам. Я оставил это без внимания. Много позже, когда я прочитал «Aufldsungspapier», написанный Бине и RAF, на моем лице появился стыд. Какие фразы самоотречения!