После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Откуда взялось это согласие между РАФ и самим собой, когда даже люди, разделяющие наши идеалы, все меньше и меньше согласны с нашей борьбой? Эти мысли застряли во мне, как твердый комок, который никак не хочет рассасываться.

Арест Регины, Карин, Ингрид, Каролы и Зиглинды в мае 1980 года происходит как молния.

Они врываются в квартиру в тот момент, когда Зиглинда звонит. 

Короткий телефонный контакт с палестинскими товарищами. Позже это объясняется тем, что арабский предатель передал номер полиции. На этом моя нерешительность заканчивается. Я вступаю в RAF. Я не вижу никакой альтернативы. Биене и я — единственные, кто сделал этот шаг в подполье.

Теперь я в RAF и пытаюсь ужиться, интегрироваться, не создавая постоянно новых проблем. Я больше не говорю о своем «прошлом», о своей бывшей группе и о потере моих товарищей-женщин, хотя это причиняет мне горькую боль.

Я боюсь и за них. Совершенно дезориентированные и ошеломленные, они попали в руки полиции. Как бы они пережили изоляцию тюрьмы? Что бы они смогли вынести из нашего общего пути в тисках правосудия и в одиночестве? Были ли они преданы, потому что могли воспринимать все только как ошибку? И, как всегда, когда я оставляю позади непознанные обстоятельства, я чувствую себя виноватым.

В совместной практической работе мы станем ближе, будем лучше понимать друг друга и доверять друг другу, думаю я, думают товарищи. Когда я переезжаю к ним, Бриджит уже нет. Она все еще вела дискуссии о резолюции 2 июня. На мои вопросы я получаю уклончивые ответы. И тут же я снова чувствую недоверие и ощущение, что меня не принимают. Почему они никогда не говорят о себе открыто? Только много позже я узнаю, что Бриджит тоже переживала экзистенциальный кризис и уехала в Йемен, чтобы подумать о себе и своем будущем.