После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

только сейчас. Каждое утро это невыразимое смущение, этот стук на глазах у всех, пока не уехал автобус. Сколько раз мне приходилось выставлять себя на посмешище, когда я вдруг начинала барабанить и кричать, как дикая женщина, а потом резко останавливалась, только для того, чтобы через несколько минут снова начать представление. Головы людей повернулись ко мне, сначала они смотрели вопросительно, потом весело рассмеялись. «Что не так с этой девушкой», — думали люди. Смущение жгло как огонь. Это была ежедневная игра в жмурки.

Не сегодня, думала я, даже если они придут тысячами. Они пришли. Я с ужасом увидела, что они заняли все три дерева. Если вы только замолчите, — умоляла я, глядя то на открытые окна салона, то на людей. До прибытия автобуса еще пять минут. Птицы начали переругиваться, все громче и громче, все жаднее, как будто им не хватало вишен. Косточки и полусъеденные фрукты падали вниз, как густые капли дождя. Снова и снова они тихо падали в траву. Ситуация стала критической, и раздался призыв: «Диррн! Резкий и угрожающий. Я прижался к стене дома, не двигался, закрыл глаза и уши. Скворцы перелетали с одного дерева на другое, смеялись, спорили и оргиастически задавали вопросы. Подошел автобус, из дома выбежала женщина, люди сели в автобус, в мою руку вложили ладонь.

«Что здесь происходит, — закричала женщина, — мне что, нужно ударить тебя по голове?

Я схватил палку и стал бить по стволу. Я барабанил и барабанил, выплескивая ярость из своего живота, кочка за кочкой я бил по нему, кричал и кричал. Я хотел прогнать свою жизнь, мне было наплевать на птиц.

Вскоре пришли деревенские дети. Они держали в руках футбольный мяч, зажатый на велосипедах. «Мы едем в Бистензее купаться», — кричали они. Я высунул на них язык. «Ну и что?» Внутри меня кипели зависть и тоска.

В четырнадцать лет я впервые познакомился с любовью и был в полном замешательстве. В воскресенье днем я тайком выбрался из дома и прошел триста километров, чтобы навестить ее.