После отбоя

Я впервые оправдывался за двоих:

— Мама, мы больше не будем.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Борис бегал по городу, искал комнату для Талки, но здесь не Черноморье, люди не привыкли сдавать комнаты, и все его поиски закончились крахом. Оставалась последняя надежда определить ее в женское общежитие треста, тут, наверное, помогли бы, но и этот вариант отпадал: это не институтское общежитие, где умеют ценить время на самоподготовку. Бригадир Муромцев догадывался, что точит парня, вечером зашел к нему, спросил:

— Боишься идти в гостиницу?

— Да, — признался Точкин.

— Поговори с Иванчишиным, он найдет выход с жильем.

— Этого нельзя делать, Иван Иванович, я знаю, сколько людей на очереди.

— Тут же особый случай.

— У всех особые.

— Ладно, я сам попробую…

Иванчишин оказался у себя в управлении, Муромцев доложил ему о положении Точкина. Леша изменился в лице, вскипел:

— Почему я узнаю об этом последним?!

— Не могу доложить. И пожалуйста, не кричите на меня.

— Да я не на вас, на себя кричу. Секретарь к вам пришел, а ко мне — нет.

— И ко мне не приходил, я сам набился в помощники.

— А я и этого не могу. Наверно, всю жизнь буду плестись по чужому следу. Пошли к управляющему.

Скирдов словно по виду определил, с какой целью явились ходоки, выставил руки вперед:

— Пощадите! Только что с заместителем по кадрам закончили разговор: ни единой комнатушки нет.

— Исключительный случай, Семен Иулианович, — подтвердил Леша.

— И слушать не буду!

— О Борисе Точкине речь, секретаре нашей партийной организации.

— Не успели выбрать, уже квартиру просит? — недовольно спросил Скирдов.

— В том-то и дело, что не просит.

— Слушайте, кто из нас ненормальный? — Управляющий опустился в кресло, тяжело выдохнул: — Говорите толком.

Муромцев рассказал, Иванчишин подвел итог:

— Видите, положение безвыходное.

Все замолчали. Слышно было, как где-то прозвучали сигналы радиомаяка. Все трое взглянули на часы. Скирдов поморщился, встал.

— Как на духу: в резерве треста распроединственная однокомнатная квартира для инженера из Москвы.

— Не приедет, — подсказал Леша.

— А если приедет?

— Отдам ему свою квартиру.

— Привык руки выкручивать, — не то с обидой, не то с одобрением бросил Скирдов. — Это же говорил, когда за монтажника Аникеева просил. Дали ему?

— Так точно. Хотел на новоселье пригласить вас, да постеснялся.

— Вымогатели! — Он снял телефонную трубку, попросил заместителя по кадрам: — Валентин Никитич, квартиру, предназначенную московскому специалисту, отдадим секретарю парторганизации девятого управления Точкину… Был холостяк, да весь вышел. Подробности тебе доложит бригадир Муромцев. — И уже к Муромцеву: — Вы свидетель. В случае неустойки пойдет с молотка квартира Иванчишина.

Остальное было похоже на сказку. Управдом Дуденко — невысокий, юркий, хлопотливый человек, наживший на ордерах не одну шишку на лбу и потому недоверчивый, осмотрительный, — поехал на трестовском газике в гостиницу разыскивать Точкина. Сомнения глодали его сухие кости: оборудовали квартиру в «Белом доме» ИТР для крупного московского специалиста, а отдают кровельщику. Поистине: пути начальства неисповедимы. Он не стал объясняться при женщинах, вызвал Бориса в коридор, осмотрел его с головы до ног, потребовал паспорт, только после этого сообщил причину своего приезда.

Борис решил, что его разыгрывают, нелюдимо спросил:

— Кто подослал?

— Управляющий трестом.

— Вас поймали на удочку, управдом.

— Позвольте, вы почему так со мной разговариваете? Может, вы не Точкин? — удивленно переспросил Дуденко.

— Точкин.

— Еще раз подтверждаю: вам выделили квартиру в доме ИТР. Может, перед тем как получить ключи, желаете осмотреть ее? Поехали. Дамы с нами?

Дуденко продолжал наслаивать: дом первой категории, еще ни одной жалобы не поступало от жильцов, квартиры удобные, особенно однокомнатные, обои тисненые, кухня, хозяйственные места выложены белым кафелем, дубовый паркет, на окнах шторы, только телевизора не хватает. Когда он дошел до телевизора, Борис не выдержал, грубо остановил управдома:

— Давайте помолчим!

Дуденко стал гадать: очевидно, он имеет дело с восходящей шишкой. Какой тон: «Давайте помолчим». Другой бы рассыпался в благодарностях, пригласил на новоселье, а этот недовольно посматривает, покрикивает. Не ведал управдом, что Борис до сих пор не верил в происходящее. Не верил даже тогда, когда подъехали к «Белому дому», поднялись к квартире. Дуденко ловким заученным движением вставил ключ в дверной замок, внутри что-то скрипнуло, щелкнуло, ключ заело, дверь не открывалась. Управдом перевел это в двусмысленную шутку:

— Не подмажешь — не поедешь. — Он минут пять копался с замком, пока не додумался: ключ перепутал. — Подождите, я мигом.

— Не нравится мне этот живчик, — прокомментировала Микаэла Федоровна, — изматывает, чтобы положили на лапу.

Борис окончательно убедился, что его разыграли, как глупого щенка. Если бы одного! Он видел: обескуражена Микаэла Федоровна, отвернулась к окну Наташа. А мимо то и дело проходили жильцы этого подъезда, некоторые уже подозрительно посматривали на пришельцев, торчащих у квартиры номер двадцать три.