Когда-то Мелькору с Феанором не раз доводилось работать в четыре руки. Это было легко: они и так понимали друг друга даже без осанвэ. А уж в кузнице и вовсе действовали, как одно существо. Впрочем, не только в кузнице. Когда им случалось фехтовать, выходило то же самое. Никто из них не мог застать противника врасплох. Так что тренировки частенько заканчивались смехом.
…Тёмный Вала не сводил глаз с мастера, предугадывая каждое движение, и мышцы его непроизвольно напрягались в такт взмахам молота.
Он не думал сейчас о том, что, быть может, никогда уже не сможет взять в руки инструменты. Он не вспоминал даже о цели работы.
Он просто слушал. С жадностью — так умирающий от жажды припадает к воде.
Слушал песню металла.
Феанор никогда не делал эскизы к своим работам. Творение оформлялось в его уме, и воплощение его в форме было скорее проявлением
, чем созданием. Вот и сейчас — ажурный узор венца был отчётливо виден мастеру, и металл сразу изгибался рисунком.Гвэтморн был послушен так, как ни один материал не слушался Феанора ранее. Впрочем, Ауле же никогда не пел
металл для работы Пламенного. И — Феанор только в годы ученичества работал в присутствии Кователя. Потом ушёл искать своё.И вот — нашёл.
Своё ли?
Феанор отчётливо слышал, чего хочет от него гвэтморн. «Я — Власть. Сила. Утверждение себя любой ценой». Пламенный сердцем слышал эту волю, и собственные стремления недавнего прошлого отзывались эхом. Феанор отдавал свою память Венцу, не думая о том, что он именно отдаёт
.Освобождает себя от прошлого.
11
Я не хотел их убивать.
Нет, не так.
Я хотел убивать. Но — не их.
Я хотел уничтожить Врага. Я хотел уничтожать тех, кто дорог ему. И я хотел рассчитаться с Валарами. Нарушить все их запреты. Совершить всё то, от чего они меня удерживали добром или силой. Я хотел действовать наперекор Валар, но — сам пролить кровь в Амане я не хотел.
Не надо было Ольвэ поминать волю Валар. Он был уверен, что их слово удержит меня. Глупец, именно это его и погубило.
Убивая, я был сильнейшим. Я лишь прокладывал себе дорогу, но — для меня не было разницы, держат ли хоть какое оружие те, кто рискуют встать на моём пути. С кинжалом, луком или голыми руками — они были равно безоружны передо мной.
Я шёл сквозь них.
12
Я не хотел биться с ними.
Я их любил. Когда-то давно. Ещё до Великого Хора.
Но больше, чем их, больше, чем Отца, больше, чем себя самого, я любил Музыку. Свою Тему.
И когда мы спустились в Эа, первым шёл я. Мне казалось — именно меня ждала Арда. Творца. Хозяина. Властелина.
Это было счастливое время. Мир был полностью открыт передо мной, податливый, словно комок влажной глины, покорный моей воле и мыслям, благодарно принимающий любую заботу. И я был щедр к нему, я отдавал ему всего себя, без остатка. Я не умел иначе. Она была ненасытна, моя Арда, но я был тогда полон сил и тратил их с радостью, безоглядно. И я полюбил мир, в котором воплотилась моя Песнь, привязался к нему всем своим существом.