Читаем После пламени. Сборник полностью

Сначала мне никто не мешал, и я совершенно забыл о других. Мне было попросту не до них. Но потом они опомнились и пожелали вмешаться. Я сказал им: я хозяин здесь. Этот мир мой, вы можете помогать мне в трудах, но лишь я решаю, какой будет Арда, ибо я давно уже взял её под свою руку, и она признала меня. Но Манвэ оспорил мои права, и Старшие — все двенадцать — поддержали его.

Мне пришлось защищать свою Тему и мир, в котором она жила. По долгу Хозяина и Творца. По долгу — и по праву — сильнейшего.

Я не хотел биться с ними…

13

Работа близилась к завершению. Феанор трудился над Венцом без сна и отдыха, совершенно не ощущая, сколько прошло времени. В Амане это было бы несколько Дней Древ; здесь говорили «звездные круги».

Мелькор неотлучно был рядом. Молча наблюдал за работой Пламенного, изредка делясь с ним Силой. Едва ли нолдо выдержал бы запредельную для Воплощённого нагрузку без помощи Валы.

Феанор просто не мог прервать работы. Дело было даже не в азарте мастера, который не успокоится, пока не увидит творение завершённым. Дело было в том, что гвэтморн был живым. Живой Песнью, а не отзвуком Её, как металл, добытый из руды.

Гвэтморн был живым, он был спет для того, чтобы стать Венцом, и сейчас Феанор не мог остановиться в работе именно потому, что под его молотом Венец рождался, как рождается живое существо.

Сложная вязь узора на лбу, три крепления для Алмазов, широкие дуги рисунка на висках, хитрое переплетение на затылке. Тончайший, едва заметный глазу орнамент, покрывающий каждый изгиб. Сочетание противоположностей: цельнокованый узор и дробный орнамент.

Сочетание противоположностей. Тема Мелькора. Суть Пламенного.

Да и Сильмарили — Лёд и Свет. Тоже противоположности.

Венец, который вместит в себя Свет и Тьму, чтобы это невозможное сочетание стало воплощением свободы.

14

Вставляя Сильмарили в Венец, я первый раз в жизни не пускал Силу. Всегда, с ранних ученических работ, я вслушивался в жизнь камня и металла и словно сплетал нити их судьбы — вот чем была постановка в оправу.

Сейчас я изо всех сил препятствовал этому.

Это были не камень и не металл.

Это были Сильмарили и гвэтморн.

И объединение их мне ещё предстояло.

Гвэтморн слушался моих пальцев. Превосходя прочностью любую сталь, он был в моих руках мягче серебра.

Ставя Алмазы, я думал о самом главном этапе работы. О последнем.

Призвать Пламень — это было легко для меня. Так легко, как встретиться со старшим другом. Во время недавних битв я не раз убеждался в этом.

Да, я призову Пламень. Но дальше…

Чтобы соединить металл и камень, я должен всё равно, что стать ими. Ощутить их внутреннюю жизнь. Соединить их в самом себе.

Сильмарили и гвэтморн. Песнь Варды и Песнь Мелькора.

Нет, даже не так.

Свет Древ был творением не одной Варды. В нём, больше или меньше, слышен отзвук Музыки каждого из Владык Амана.

Но тогда… завершить Венец — означает слить воедино Темы всех Пятнадцати Валар! Слить и объединить Пламенем.

Мелькор, в своё время этого не смог сделать Единый! А ты хочешь получить это — от меня?!

Стоп.

Всё-таки: не Темы. Всё-таки: отзвуки Тем. И Сильмарили — не Свет, но Свет и Лёд; и сам венец — не гвэтморн, но откованный мною гвэтморн.

Но всё равно… Соединить пусть отзвуки и отголоски, но — всех Пятнадцати. Соединить — Пламенем.

Я знаю, как это сделать.

Я только одного не знаю: останусь ли я жив при этом.

Моя феа — Пламень. Но роа — роа эльдара. И никто не поручится, что оно выдержит.

15

Мелькор не говорил ничего — ни вслух, ни мысленно. Он понимал, что мастер может сгореть заживо, завершая работу. И даже Вала не спасёт его: Восставший властен лишь над частью той силы, которую предстояло освободить Пламенному.

Венец необходимо было закончить, и Феанор был единственным существом в Арде, способным совершить это. И одним из тех немногих, кем Властелин Эндорэ менее всего хотел рисковать.

Мелькор молчал.

Феанор, вправив последний из Сильмарилов, отложил Венец, сел в кресло, сжал руки.

— Мелькор. Я вижу, что ты понял. Я понял тоже. Не говори ничего, не надо. Это моё решение. Всё донельзя просто: заканчивая Венец, я могу погибнуть, но не закончив его… это будет моим концом. Я просто не вынесу незавершённой работы. Тем более — такой. Может быть, вся моя жизнь мастера была путём — к этому. Я не могу остановиться перед решающим шагом. Это мой выбор.

— Да,— сказал Мелькор.— Я поступил бы так же.

Усмехнулся побелевшими губами:

Перейти на страницу:

Все книги серии Средиземье. Свободные продолжения

Последняя принцесса Нуменора
Последняя принцесса Нуменора

1. Золотой паук Кто скажет, когда именно в Средиземье появились хоббиты? Они слишком осторожны, чтобы привлекать внимание, но умеют расположить к себе тех, с кем хотят подружиться. Вечный нытик Буги, бравый Шумми Сосна и отчаянная кладоискательница Лавашка — все они по своему замечательны. Отчего же всякий раз, когда решительные Громадины вызываются выручить малышей из беды, они сами попадают в такие передряги, что только чудом остаются живы, а в их судьбе наступает перелом? Так, однажды, славная нуменорская принцесса и её достойный кавалер вышли в поход, чтобы помочь хоббитам освободить деревеньку Грибной Рай от надоедливой прожорливой твари. В результате хоббиты освобождены, а герои разругались насмерть. Он узнаёт от сестры тайну своего происхождения и уходит в Страну Вечных Льдов. Она попадает к хитрой колдунье, а позже в плен к самому Саурону. И когда ещё влюблённые встретятся вновь…2. Неприкаянный Гномы шутить не любят, особенно разбойники вроде Дебори и его шайки. Потому так встревожился хоббит Шумми Сосна, когда непутёвая Лавашка решила отправиться вместе с гномами на поиски клада. Несчастные отвергнутые девушки и не на такое способны! Вот и сгинули бы наши герои в подземельях агнегеров — орков-огнепоклонников, если бы не Мириэль, теперь — настоящая колдунья. Клад добыт, выход из подземелья найден. С лёгким сердцем и по своим делам? Куда там! Мириэль караулит беспощадный Воин Смерть, и у него с принцессой свои счёты…3. Чёрный жрецЛюди Нуменора отвергли прежних богов и теперь поклоняются Мелкору — Дарителю Свободы, и Чёрный Жрец Саурон властвует в храме и на троне. Лишь горстка Верных противостоит воле жреца и полубезумного Фаразона. Верные уповают на принцессу Мириэль, явившуюся в Нуменор, чтобы мстить. Но им невдомёк, что в руках у принцессы книги с гибельными заклятиями, и магия, с которой она выступает против Саурона и Фаразона — это разрушительная магия врага. Можно ли жертвовать друзьями ради своих целей? Что победит жажда справедливости или любовь?

Кристина Николаевна Камаева

Фэнтези

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука