— Многие еще студенты не имеют жилья. Я сам сколько месяцев жил там, где и учился. Сперва приспосабливался на скамейках, а потом научился спать где-нибудь в углу, на полу, завернувшись в шинель. Взяла бы себе двух-трех девчонок, веселей бы было.
— Зачем они мне? В своей комнате что захочу, то и делаю, сама себе хозяйка.
— И парни приходят?
— Еще никто этого порога не переступал.
— Не разрешаешь?
— Нет таких, чтобы пригласить.
— Хорошо, я тебя познакомлю с парнем.
— Я таких знакомств не признаю. Сама должна увидеть, а уж потом…
— При случае покажу, — сказал на прощание Роман.
Не успела Лиля открыть калитку, как мимо нее прошмыгнула небольшая собачонка, зарычала и впилась зубами в ногу Романа.
Лиля закричала, и собака бросилась обратно во двор. Роман нагнулся, поднял штанину, по ноге сочилась струйка крови.
— Ай-яй-яй, — запричитала Лиля, — это все из-за меня. Я убью ее. Тебе больно?
— Да не очень, жаль только, что брюки порвала. Хорошо еще, что не с наружной стороны, заштопать можно и видно не будет.
Роман достал носовой платок и вытер кровь.
— Пойдем ко мне, я перевяжу. У меня йод и есть.
— Хочешь, чтобы твоя собака совсем меня искусала?
— Я сейчас привяжу ее. — Лиля пошла во двор, было слышно, как заскулила собака.
Роман вошел вслед за Лилей в дом. Она включила свет, достала из шкафа вату, марлю, йод. На ноге, ниже икры, были видны две ранки. Лиля промокнув ватой кровь, смазала йодом и довольно ловко перевязала ногу. Роман разогнулся, вздохнул, оглядел девичью комнату. Над кроватью были прикреплены к стене репродукции немецких рождественских открыток, которые обычно продавались на базаре спекулянтами-ловкачами, любителями легкого заработка. Амурчики, купидончики, пасхальные изречения. Слащавая мещанская дребедень…
— Красиво, правда? — спросила у Романа Лиля.
— Что ж, о вкусах, говорят, не спорят, — уклончиво ответил он. — Спасибо тебе за помощь, пойду, пожалуй, что-то нога побаливает.
— Это я виновата, извини, не заметила, когда она выскочила.
— Когда во дворе такая злая собака, нет ничего странного, что к тебе никто не заходит.
Он слышал, как звякнула за ним защелка на дверях. Стараясь не шуметь, прошел по двору, собаки нигде не было видно. Так же тихо вошел и в свою комнату.
X
Отошла пора желтых сережек на ивах, трескались и разлетались по ветру длинные сережки орешника, надломились ворсистые трубочки-ножки светло-синих звоночков сон-травы, отцвели подснежники, опали белые лепестки курослепа.
Отхлопали крыльями, пикируя над лугом, бекасы, не показывает теперь своего места кулик-веретенник, который раскрывал в воздухе свой длинный клюв и, наводя тоску, кричал: «Это-о, это-о, это-о…», оттрепетали нахохленными разноцветными воротничками на токовищах турухтанчики, оттоковали тетерева. Деревья уже выбросили полный лист, даже старые дубы и те стояли во всей своей красе. Птицы сели на гнезда, а у некоторых уже появилось крикливое потомство.
Было воскресенье. Роман, в тельняшке с закатанными рукавами, сидел в лодке и загребал против течения, чтобы высадиться на противоположном берегу Сожа поближе к лесу. На носу лодки сидела Надя. Подставив локти на колени и подперев руками подбородок, не отрываясь смотрела на Романа…
В институте уже назавтра стало известно, что Надиного парня искусала Лилина собака. И среди студенток попадаются сплетницы. Этих не корми, дай только повод поговорить. Они и рассказали Наде, что Роман ночью пытался проникнуть к Лиле, но во дворе на него набросилась собака. Вот какие нынче парни пошли, верь им после этого. И немудрено, что девушка, лишенная даже самой скромной фантазии, узнав из чужих уст о неверности своего любимого, начинает бог знает что думать о нем. Вот уже который день Надя в воображении своем видит Романа у Лили с забинтованной ногой. Не знает она адреса Романа, но ни за что не спросит у Лили, где же он теперь. Гордо проходила мимо нее в коридоре института, а на душе — хоть плачь. В техникум зайти стеснялась. В субботу свидание с Романом. И если нога у него действительно искусана, других неопровержимых доказательств его неверности ей и не надо. И как ей ни больно, у нее хватит мужества больше не встречаться с ним. А ведь говорил о совести, где же она у него? Может, и директора своего ввел в заблуждение? А она, дуреха, сразу всему поверила. Он, видите ли, в президиум из-за нее не пошел. Как же! Думал, как-нибудь обойдется, и будет встречаться с обеими. Хотя нет, а как же на это смотрит Лиля? Ладно, допустим, она, Надя, не знала об их связи, но Лиле ведь известно все. Что же Роман ей, Наде, скажет в субботу? Как будет изворачиваться?