После смерча

— Двое суток в болоте сидели, наблюдали, думали. Сперва хотел направить хлопцев к насыпи, чтобы они завязали перестрелку, отвлекли внимание охраны моста, и в это время с другой стороны заложить мину. Но передумали, учли, что и немцы не дураки, поймут наш маневр и станут еще более бдительными. Думали подползти незаметно и снять из бесшумки часовых, но заметили, что с наступлением сумерек охрана усиливается: подходят еще двое с ручными пулеметами. Партизан они не очень-то боялись, ведь леса поблизости нет, а берега речки, на сколько можно охватить взглядом, поросли мелким кустарником. Гитлеровцы знали, что фронт приближается, и, наверное, опасались армейских разведчиков. Так что взорвать мост можно было только днем, когда состав сновал взад-вперед, подвозя разные материалы для укреплений. Надо сказать, что нам повезло. Как раз поднялся ветер, пошел мокрый снег. Часовые, подняв воротники шинелей, старались в нашу сторону лицом не поворачиваться, потому что именно с нашей стороны хлестал ветер со снегом. Мы быстро нарезали ситника, связали его пучками, скрепили их, получилось нечто вроде небольшого плотика. Положили на него четыре плиты. И знаете, Павел Иванович, я тогда был неправ, потому что подумал, что лучше меня никто мост не заминирует. Хлопцы удерживали, но я их не послушал, плюхнулся животом на плотик, он в воду и погрузился. Ну что ж, вымок, набрал полные сапоги воды. Махнул рукой, ничего, мол, со мной не сделается, и поплыл потихоньку вдоль берега. Вы же знаете, Добысна — речка гнилая, извилистая. И я где за лозу, нависшую над водой, ухвачусь, где торф руками достану, и гребу. Так и продвигался по течению к мосту. Любопытно, что меня все время какая-то невидимая сила к плоту прижимала, и я к верху головы не поднимал. Слушал плечами: куда угодит вражья пуля, а пуще всего боялся услышать очередь с нашей стороны. Ведь сам приказал, как только приметят, что часовой повернулся и целится, сразу же бить по нему. Слава богу, мост уже надо мной, а выстрелов нет. Обогнул колючую проволоку и выполз на берег. Потихоньку снял тол, примостился в темном скользком углу. Мост весь светится, рельсы видны. Все-таки неправильно мы рассчитывали, подумал я: взорвать с двух сторон. Подожжешь бикфордов шнур с одной стороны, пока переберешься на другую, дым могут заметить. И мне не терпится, уж очень хотелось побыстрее заминировать, а тут, как на то лихо, дрожь на меня напала, трясет всего. Нет, думаю, если сделаю так, как задумали, не уйти мне из-под моста. А о одной стороны взорву, что ж, немцы быстро дыру залатают. Слышу, громыхает поезд. Достал из вещевого мешка моток детонирующего шнура, по концам зажал зубами капсюли, пополз вверх. Выгнул шнур в виде журавлиной шеи, просунул между шпал и зацепил клювом-капсюлем за рельс. Поезд приближался, и я мгновенно скатился вниз. Взобрался на свой плотик и вдоль берега, словно лягушка, подняв голову, поплыл против течения. Как мне хотелось побыстрей доплыть хотя бы до прибрежного лозняка! Позади раздался страшной силы взрыв, заскрежетало железо. Я оглянулся: паровоз воткнулся носом в воду, а тендер медленно поворачивался под напором вагонов. Меня увидел часовой и выстрелил из винтовки. Вода брызнула мне в лицо. Не помню, как выскочил на берег. До кустов было уже совсем близко, как вдруг почувствовал, что ногу, будто невидимым крюком, рвануло вперед. Но до кустов я все же добежал. А там то ли зацепился и упал, то ли намеренно пополз на четвереньках. В сапогах полно воды, но одна нога почти перестала слушаться, начала гореть. Со стороны моста продолжались одиночные выстрелы. Я крикнул. Хлопцы подбежали ко мне и подняли на ноги. Откуда только силы взялись! Я сам, без их помощи, бежал еще с полкилометра. И только тогда сделали мне перевязку. Еще повезло, что пуля не затронула кость. Ну, а потом соединились с нашими. Военный госпиталь. И вот, какой есть, перед вами.

— Хорошо, мы на тебя заполним еще один наградной лист, — сказал Павел Иванович. — Думаю, что все твои неприятности уже позади. Так, сынок?!

— Нет, Павел Иванович, может, потому что все это было давно, а может, виной этому другая причина, точно сказать не могу, но мне сейчас очень тяжело.

— А что случилось? — удивленно посмотрел на Романа Павел Иванович.

— Жизнь как-то складывается нелепо. Поеду учиться, но к вам обратно не вернусь.

— Ты что-то скрываешь от меня, так, что ли?

— Да что скрывать, если все пошло прахом.

— Из такой войны вышел здоровым, красавец и теперь, можно сказать, на взлете… Мне не нравятся такие нотки. Не понимаю, с чего бы это?

— Видели бы вы мою девушку… Зачем мне теперь красота, взлет, награды.

— Что же все-таки произошло?

— Замуж выходит.

Роман увидел, что Павел Иванович будто пытается сдержать улыбку, но тот, прикрыв глаза, задумался, как бы ставя себя на место этого молодого парня. И не решился сказать что-нибудь плохое в адрес незнакомой девушки. Скорее всего, остался при своем мнении, однако, соблюдая необходимый в таких случаях такт, спросил:

— И долго ты с ней встречался?

— Долго.