После смерча

— Она ведь, наверное, любила тебя. Да иначе я и не думаю, — едва заметно улыбнулся Павел Иванович.

— Кажется, любила.

— Значит, она не по любви выходит. А это непрочный брак.

— Ей жить было нелегко.

— Что ж, если она действительно хорошая девушка, то тем более жаль, что выходит замуж только по этой причине. И ты, значит, по этому поводу так переживаешь?

— Да.

— И зря. Ты ведь теперь не собирался жениться, а учиться в течение пяти лет хотел. Посмотри вокруг. Скольких мужей и жен, женихов и невест потеряли мы во время войны. И что же, разве жизнь на этом кончилась? Мне просто неудобно за тебя, такой мужественный парень, и каким я тебя вижу. Иди и заполни все необходимые анкеты, выспись хорошенько, а завтра еще поговорим.

Роман вышел из обкома, чувствуя, как тяжесть свалилась с его плеч. Стало легче дышать, уже не давила эта невидимая цепь на шее…

«Правда, Павел Иванович — второй секретарь. А может, пойти к первому и попросить, чтобы отпустили меня в мореходку? Нет, Павел Иванович плохого не посоветует». Все правильно. Роман с удовольствием поедет на год в свою столицу. Может, еще там и передумает, откажется от мореходки. Короче говоря, поживет, поучится, а там посмотрит, что делать дальше.

Роман решил пройтись по парку. Парк был безлюдным, заснеженным. На ветках деревьев не тенькали синицы, не постукивали дятлы. Только гудели в морозном воздухе натянутые над центральной аллеей провода. Роман встряхнул головой, посмотрел вверх. «Не в голове ли это у меня гудит?» — подумал он, остановившись возле старого клена. Роман стал вглядываться в дерево, и вдруг словно ожил парк. В воображении возник тот давний зимний день, когда Роман участвовал в городских лыжных соревнованиях. Тогда, на последнем круге, не добежав нескольких метров до финиша, он врезался в этот самый клен, одна лыжа сломалась. Впереди заиграл духовой оркестр, и Роман, быстро сняв поломанную лыжу, побежал на одной. Но кто-то обошел его — Роман занял второе место. Перед ним и теперь возникло бледное растерянное лицо Нади, ему даже почудились аплодисменты вокруг. Надя тогда не хлопала в ладоши, она испугалась, когда услышала, с каким треском сломалась лыжа. Рассказывала потом, что, когда Роман упал, она чуть не вскрикнула, что кто-то рядом засмеялся, и она готова была растерзать того парня. Роман вздохнул и медленно пошел на крутой берег Сожа. Казалось, и ветра вроде нет, но он набегал, холодный, колючий. По льду догоняли одна другую длинные снежные пряди, вихрились, вырывались вверх и словно таяли в воздухе. Березки, стоявшие на берегу, еще совсем недавно перешептывались своей листвою, припадая, сплетались ветвями, теперь, будто расстались, стояли поодаль друг от дружки. «Вот здесь мы сидели вдвоем с голубкой, — подумал Роман. — На Соже тогда тихо и медленно перекатывались серебристые волны, веял теплый нежный ветерок».

Роман резко повернулся и быстро, словно хотел убежать от самого себя, зашагал прочь. Оглянулся, посмотрел на башню и неожиданно для себя решил подняться на нее. Когда еще снова доведется побывать здесь. По винтовой лестнице он быстро поднимался наверх. В пустой башне гулко разносилось эхо от стука его каблуков, и казалось, что позади Романа тоже кто-то идет. Роман вышел на балкон и посмотрел вокруг. То ли оттого, что Роман никогда раньше не смотрел на город с башни зимой, то ли потому, что за ненадобностью сняли всю маскировку военного времени, город виделся белым-белым. Только четырехэтажная школа, в которой жила Надя, выделялась своей серой окраской. Роман и не заметил ранее, что школа не оштукатурена. А вон и окно ее комнаты. Интересно, что теперь Надя делает? Собирается, видно, в институт. Роман смотрел на могучие краны, возвышавшиеся над городом, на высокий белый элеватор. «Вероятно, уже заполнен зерном. Строят, хлеб выращивают. А я? Надо ехать учиться. Правильно Павел Иванович сказал».

Роман взглянул на часы и, быстро спустившись вниз, покинул башню.

XVI

В жизни, как видно, всегда существует какая-то зависимость между тем, что было, и тем что есть. И поэтому каждому человеку, которому когда-то доводилось стыдиться своей бедности, хочется показать, чего он достиг в жизни с течением времени. И особенно это хочется показать человеку, который был свидетелем прошлого.

Когда Надя пригласила Романа к себе, он охотно согласился. Квартира ее свидетельствовала о полном достатке: импортный гарнитур, дорогой ковер, со вкусом подобранные шторы на окнах, хрустальная люстра, цветной телевизор.

— Ты чего загрустил? — спросила Надя у Романа, который, задумавшись, сидел в низком мягком кресле.

— Скажи, а тебе не трудно жить одной, не одиноко?

— Да нет, телевизор выручает. А так — ни в чем не нуждаюсь. Вода на месте, дрова не нужны. Что же до трудностей, ты, наверное, имеешь в виду жизнь без мужчины, то на этот вопрос ответить сложно, ведь в таком положении тысячи женщин.