После Тарковского

Я думаю, что это неверно, просто до сих пор эту проблему не решали. Я попытаюсь указать на это неправильное решение и на появляющиеся признаки нового типа кино, которое может свидетельствовать о новом типе революции – о новом типе модернизма, который как раз не натыкается на эту стену и является революцией, доведенной до конца. Чтобы проиллюстрировать эту идею, я воспользуюсь философией кино Жиля Делеза, поскольку мне кажется, что это наиболее последовательная, наиболее впечатляющая попытка охарактеризовать все кино в целом как квинтэссенцию модернизма именно в том смысле, который я только что упомянул. Кино оказывается квинтэссенцией модернизма как революция, с одной стороны, и как прерванная революция – с другой. Делез считает, что кино находит в себе внутренние резервы для того, чтобы довести эту революцию до конца. Я сейчас попытаюсь эту концепцию представить и после этого показать, почему то, что Делез считает завершением революции, таковым не является. После этого я попытаюсь указать на то, что все-таки может спасти эту делезовскую революцию – кино в понимании Делеза – от коллапса и остановки на полпути.

Делез говорит о кино как о революции, но тут важно, что эта революция для Делеза является метафизической, онтологической, космической. Эта идея у Делеза в разных формах появляется много раз, не только в книге про кино (например, в «Анти-Эдипе» Делез и Гваттари также пишут об этом): мысль о том, что Новое время выявляет суть всего космоса как Нового времени. Прежде всего этим занимается европейская наука: с самого начала Нового времени выясняется, что весь космос всегда был капитализмом, Новым временем или прерванной революцией. Кино же является, как выражается Делез, тем органом, который действительность вырастила себе для того, чтобы саму себя распутать.

Действительность с самого начала заражена коллапсом и падением. Кино – это орган, которым действительность себя каким-то образом формирует. Тут подход Делеза во многом иллюстрирует утверждение Бруно Латура, французского философа-социолога, философа науки. В книге «Нового времени не было» он говорит, что все Новое время основано на попытке разделить культурное и природное. На самом деле, такой отчетливой границы между культурным и природным не существует. Кино – это, с одной стороны, что-то вроде бы относящееся к миру человеческого, миру культуры, но, с другой стороны, ничто нам не мешает весь этот мир человеческого и культуры воспринимать как ответвление действительности, создаваемое действительностью для того, чтобы стать адекватной самой себе, чтобы спасти себя от запутывания, от коллапса, в котором она находится.

Прежде всего, что это вообще за коллапс? Почему действительность запутана и почему кино является способом ее самораспутывания? Дело в том, что мир, по Делезу, – это кино наизнанку. Кино поворачивает вспять тот приводящий к существованию мира процесс коллапса, с которым мы обычно имеем дело. Потому что мир, реальность, которой мы обычно вроде бы живем, – это, на самом деле, не реальность в ее изначальном состоянии, а некоторая конечная точка падения. Или даже не падения, а распадения. Реальность, с которой мы имеем дело, – это результат застревания. Мир, в котором мы обычно живем, – это мир, который застрял, который споткнулся об самого себя (в общем, больше не обо что). Это мир, который заморожен в самом себе. Я не буду сейчас касаться деталей, но Делез развивает тут бергсоновскую онтологию плана имманентности – светового образа, который одновременно является материей. Это связано с основополагающим для бергсоновской философии утверждением о том, что движение в принципе не может быть установлено как последовательность срезов. У нас есть некоторая естественная иллюзия: когда я, например, делаю жест, его можно разбить на последовательность поз, на последовательность замерших срезов. Вся бергсоновская философия движения связана с тем, что, на самом деле, из последовательности этих застывших срезов движение никогда восстановлено быть не может. В частности, это разрешает известный еще с античности парадокс Зенона про Ахилла и черепаху: если бы движение было последовательностью поз, то Ахилл бы действительно никогда не мог догнать черепаху, – он обгоняет ее таким континуумом, который не разлагается. Я не буду сейчас углубляться в различные тонкости этого делезовского и бергсоновского утверждения. Мне кажется, что если о нем подумать, оно интуитивно достаточно убедительно, несмотря на нашу мыслительную привычку, побуждающую думать, что это не так.